Чего не сделаешь ради зарождающихся чувств. Светы и миниатюрной айтишницы, разумеется.
Роман сидел в своём кресле, закопавшись по уши в бумагах. За ухом карандаш, пятерня во взлохмаченных волосах. И как всегда закатанные до локтя рукава на рубашке. Уже носил бы с коротким рукавом, что ли.
Он был настолько занят, что даже не поднял голову, когда я вошла, продолжая внимательно изучать документы. Прокрутил на запястье часы и потёр подбородок. А меня вдруг бросило в жар, и я жутко на себя разозлилась. Ну как можно быть такой дурой? Он обидел меня, унизил, лишил свободы выбора, а я как дура набитая, даром, что столько лет за учебниками просидела, продолжаю плыть в его присутствии. Как и раньше, ещё в школе. Злюсь, обижаюсь, но ощущаю жжение под кожей, стоит оказаться с ним рядом.
— Ваш кофе, Роман Игоревич, — раздражение бурлит больше на саму себя. — Я могу идти дальше работать?
Прикрыв дверь в кабинет Романа громче, чем следовало, я глубоко вздохнула. И почему в моей жизни всё так не просто? Почему я не смогла найти обыкновенного парня, который бы любил меня нежно и искренне, а я его? И были бы в наших отношениях спокойствие, комфорт и взаимоподдержка. Наверное, даже дети бы у нас появились. Чуть позже.
К пущему раздражению, взгляд упал на дверь моего кабинета, где табличка гласила: «Должанова Анна Васильевна». Когда пришла на работу, я не обратила как-то на неё внимания. Эта фамилия рядом с моим именем полоснула по нервам, заставив вспомнить, скольких усилий мне стоило выдавить из себя «да» в Отделе регистрации.
До конца рабочего дня я усиленно разбиралась с условиями грядущего контракта. Надо было ознакомиться с поставщиками, проанализировать, на каких условиях они заключали договора с другими фирмами. То, что в открытом доступе, разумеется.
Около пяти позвонила мама и стала уговаривать, чтобы мы с Романом приехали на ужин вместе. Говорила, что она с зятем-то почти и не общалась, а очень бы хотелось. Видимо, хоть я и не собиралась ждать Должанова с совещания, придётся. Иначе буду вынуждена городить родителям кучу объяснений. Скоро совсем во лжи запутаюсь, и так тошно.
Решила подождать его на парковке, сбросила сообщение, собрала вещи и вышла. Хотелось подышать свежим воздухом. Когда я вообще последний раз гуляла? Никуда не торопилась, не впопыхах неслась из пункта А в пункт Б, а именно гуляла?
Но, кажется, и сегодня это сделать хоть немного мне была не судьба. Когда я вышла через центральный вход и свернула к парковке, меня окликнул знакомый голос. Сперва я даже подумала, что мне показалось, настолько невероятным было услышать его здесь.
— Аня! — я обернулась и увидела, как ко мне направляется не кто иной, как мой бывший жених из Москвы — Вячеслав Аркадьевич Сикорский собственной персоной. — Анечка! Наконец-то я тебя нашёл!
Он подошёл так близко, что мне пришлась отступить.
— Слава, ты что здесь делаешь?
— Тебя ищу, что же ещё. Ань, прости меня идиота, я так сожалею обо всём!
— Так. Стоп, — оправившись от шока, я с удивлением посмотрела на бывшего. — Ты сейчас о чём вообще?
Интересно, он всегда такой был? Вроде бы и красавчик, а какой-то… пластмассовый, что ли. Как дешёвая копия Кена.
— Ань, я за тобой приехал. Давай забудем, давай заново всё начнём. Я дурак был, что не ценил, ты ведь такая и умная, и честная, и верная была.
— Да, а вот с твоей верностью не сложилось.
— Ну прости! Ну не думал я, что ты и правда уедешь! Злился поначалу, а потом соскучился. Аня, иди ко мне, девочка моя.
Не успела я и спохватиться, как Сикорский сократил оставшееся расстояние и крепко сжал меня в объятиях. Твою ж мать!
— Слава, пусти! — насилу удалось отпихнуть его от себя. Ну и противный же одеколон у него!
— Аня, не глупи!
— Ты вроде бы слышал, что тебе сказали.
Последнее резануло сталью из-за спины, заставив сердце рухнуть вниз, а потом сорваться вскачь. Роман медленно подошёл и стал рядом, а я неосознанно шагнула к нему.
— Рома…
А что сказать-то? Да должна ли я вообще кому-то что-то тут объяснять?
— А ты кто такой? — Сикорский надулся как петух, но было видно, что пыла у него поубавилось.
— А ты? — Должанов спросил спокойно, засунув руки в карманы брюк, а меня от этого спокойствия морозом пробрало почему-то.
— Я её жених.
Блядь.
Это я сказала? Точнее подумала. Обычно и в мыслях не приемлю мат, но в данной ситуации и не выразишься иначе.
— Бывший, — зачем-то я всё же стала оправдываться. Нервное, видимо.
— А я муж, — Роман окатил столичного гостя тяжёлым взглядом с ног до головы. — Нынешний. Есть ещё вопросы?
— Аня, что такое он говорит? Это правда? — лицо, некогда казавшееся мне красивым, перекосилось. — Быстро же ты! И кто же ты после этого? Ш…
— Аня, иди в машину, — Роман не повышал голоса, но я почувствовала, как за видимым спокойствием разгорается пламя.
— Ром, давай просто уедем. Мы опаздываем уже, — я машинально положила ладонь Должанову чуть ниже локтя и вот тут точно поняла, что он на пределе. Мышцы напряжены как камень, едва ли не дрожат. Если Рому рванёт, от Сикорского и мокрого места не останется. А скандалов и мексиканских страстей мне не надо. — Пожалуйста, поехали.
— В машину. Сейчас.
Я почувствовала, как по моим венам вместе с тревогой поползла и злость. Хотят меряться достоинствами? Отлично! Флаг в руки.
Я резко развернулась и прошагала к машине. Та, повинуясь брелоку в руках Романа, приветственно пикнула и впустила меня внутрь. Однако, как бы я не злилась, внутри ёкнуло, когда я увидела в окно, как Должанов схватил Сикорского за воротник и притянул к себе. Не знаю, что он ему говорил, но бледный Слава даже не трепыхнулся, только пару раз кивнул.
Через несколько секунд Роман отпустил его и даже похлопал по груди, пригладив вздыбившийся воротник пальто, а потом направился к машине.
Не знаю, совершенно не могу рационально объяснить, почему, пока мы ехали к моим родителям, и Рома молча выжимал газ, прожигая тяжёлым взглядом лобовое перед собой, я чувствовала вину. Это не поддавалось логике. Я ничего плохого не сделала. Эти двое обидели меня, унизили каждый по-своему, самоутвердившись за мой счёт своим эгоизмом. Пусть хоть бы в клочья один другого разодрали. Почему же тогда в груди что-то неприятно царапает, заставляя молчать и наблюдать, как мужчина, сидящий рядом за рулём, плотно сжимает губы и хмурит брови?
48
Рома припарковался у дома родителей, но снимать блокировку с дверей не спешил. Он продолжал смотреть перед собой. Его напряжение выдавали сжатые на руле руки и натянувшиеся желваки. Я тоже молчала.
— Ты его любишь? — спросил ровным голосом, не глядя на меня.
— Кого? — я не ожидала, что он это спросит, поэтому задала глупый вопрос. — Славу?
— Своего бывшего.
— Нет.
— А любила?
Над этим вопросом я уже задумывалась и сама.
— Сейчас уже не уверена.
Должанов кивнул и больше ничего не спрашивал. Кажется, даже немного расслабился. Он открыл двери и вышел из машины, потом открыл и мою дверь. Пока мы поднимались к родителям на лифте, я чувствовала себя странно. Между нами что-то изменилось, и я не могла уловить что именно. Мне по прежнему некомфортно рядом с Романом, по прежнему что-то стыло сжимается внутри, когда он слишком близко. Но вместе с тем… Сложно объяснить. Разве может быть тревожно и спокойно одновременно? Это же противоположные ощущения, совершенно диаметральные понятия.
У родителей всё прошло спокойно. Мама накрыла на стол, отец похвастался уловом с выходных. Рома вёл себя абсолютно расковано, хвалил мамину стряпню и болтал с папой о машинах и о других важнейших вещах во вселенной по мнению мужчин. Так, словно знал моих маму и папу всю жизнь.
В квартиру Романа мы приехали уже довольно поздно. Хотелось скорее переодеться в удобную домашнюю одежду, а ещё больше хотелось принять душ.
— Ты первая, — Должанов кивнул в сторону ванной, расстёгивая манжеты на рубашке.
