У дома я вышел, чтобы проводить её до подъезда.
— Спасибо, Ром.
— Угу.
— Присмотри там пока за Лексом, пока Янка в больнице. Он товарищ горячий.
— Ага, только вот, думаю, просидит он под дверью её палаты всё это время, если внутрь не пустят.
— Его попробуй не впусти! — Аня снова рассмеялась.
У неё такой чистый, звонкий смех. И почему я раньше его почти никогда не слышал?
— Знаешь, я бы тоже так хотел. С тобой.
Это сильнее меня, и сдержаться не получилось.
— Ром…
— Не надо. Ничего не говори. Я знаю, что упустил, Фенек, знаю. Но я бы всё отдал, чтобы оказаться на месте Лекса и увидеть первым нашего ребёнка.
Аня отвернулась. Посмотрела куда-то на грязную, расписанную не пойми чем стену подъезда.
— Тебе пора, — сказала глухо. Совсем не тем звонким голосом, которым смеялась всего пару минут назад.
И я ушёл. Мне и правда было пора. Только внутри всё так выло и стенало, будто и не было этих четырёх месяцев, будто сердце вырвали только вчера, и края раны снова открыты.
Вечером я снова решил пить. Бутылка на столе, стакан рядом. Медлю. Сам не знаю почему.
В дверь раздался звонок. Кого ещё принесло? Может Лёха? Медсестре всё-таки удалось выпихнуть его из больницы.
Распахнул дверь, но тут же проглотил шуточку про то, что стаканы уже давно стынут в ожидании тоста за Алису Алексеевну. Потому что на пороге стояла Аня. В руках сумка, рядом на полу чемодан. В глазах неуверенность.
— Ты точно этого хочешь? — голос её дрожал. — Потому что это может быть непросто. И потому что… вот.
Она протянула мне листок с каким-то тёмным треугольником. Потребовалась пара секунд, чтобы осознать, что это не что иное, как распечатка УЗИ. И прямо в середине треугольника я вдруг чётко различил очертания: круглая голова, маленький нос…
Я поднял глаза и посмотрел на то, как Аня в ожидании кусала губы.
— Так что если нет, то…
Господи, мы уже несколько минут стояли на пороге.
— Замолчи.
Надеюсь, она не посчитала меня неандертальцев, затаскивающим свою женщину в пещеру. Потому что именно так я и поступил.
А потом был поцелуй. И ещё один. И наше дыхание. Её стоны. Мои стоны. И холодный пот, когда я проснулся утром в постели один. А Фенек как раз принимала душ. Я вошёл без стука и снова доказал ей, что она моя. Только моя. И сын под её сердцем тоже мой. А если бы оказалось, что не мой — я бы полюбил и его. Потому что всё, что касается этой невероятной женщины — моё. А Роман Должанов своё не упускает.
КОНЕЦ
