— Ты уверен?
Бэррон издает смешок и пытается поднять бедра выше, но я привстаю. Его челюсть сжимается, когда он рычит:
— Я не гребаный девственник.
Теперь я фыркаю. Отодвигаюсь на дюйм, пристально глядя на него. Тени танцуют на его лице, делая выражение неразличимым.
— Я имею в виду отсутствие презерватива.
Он смеется.
— Я уверен.
Пялюсь на Бэррона, наши взгляды встречаются в полной тишине, когда я опускаюсь и его член легко скользит в меня. Мы одновременно резко выдыхаем.
В ту секунду, когда его член заполняет меня до упора, он утыкается лицом мне в шею, и не двигается. Ни на дюйм. Он крепко сжимает мою талию, его тело дрожит. Медленно мы задаем ритм, но ничего не говорим. Мне этого недостаточно. Хочу запрокинуть голову и выбить из него все дерьмо, но не могу понять, что здесь происходит.
Через минуту его голова ударяется о спинку сиденья, и он приподнимает бедра, немного больше сутулясь. Я отстраняюсь, чтобы моя грудь была в поле его зрения. И в этот момент Бэррон теряет рассудок. Не успела я опомниться, как уже лежу на спине, а его рот повсюду одновременно. Он неистово ласкает мои соски, и в то же время тянет горсть моих волос.
Позвольте мне кое-что вам сказать. Если вас не объездил настоящий ковбой, мне вас чертовски жаль. Блуждающий, нежный, чертовски грубый, этот техасский мальчик показывает мне, почему именно я так жаждала юга. У нас практически животный секс.
Его требующий рот встречается с моим, учащенное дыхание наполняет кабину грузовика.
— Ты такая чертовски сексуальная, — рычит Бэррон, снова врываясь в меня.
Улыбка растягивает мои губы, но я не в силах дать ответ. Черт, я даже отдышаться не могу. Цепляясь за его плечи, крепче обхватываю его ногами. Держась одной рукой за сиденье, а другой за мою макушку, чтобы я не ударилась о дверь, он толкается глубже. Затем Бэррон перестает меня целовать и сосредоточивается на моих глазах. Борюсь с желанием сказать что-нибудь глупое. Например, что люблю его. Потому что это невозможно. Верно? Не-а. Мои чувства не похожи на любовь. Я даже не знаю этого парня.
Но мое сердце знает. Оно отчаянно желает, чтобы я осталась с ним. Оно говорит мне проглотить мою ложь, подождать какое-то время и рассказать все ему, но мой мозг кричит: «Не делай этого».
Жаль, что моя киска здесь главная, потому что она велит всем этим сучкам заткнуться.
Издавая грубые звуки при каждом толчке, Бэррон судорожно дышит.
— Ты еще не кончила? — На его лице улыбка, он вспоминает наш разговор в баре.
Я кусаю губу, кладу руки ему на затылок, призывая его опуститься на меня всем своим весом. Прижавшись губами к его уху, втягиваю его мочку в рот.
— Почти, — шепчу я, скользя одной рукой по его заднице. — Сильнее.
И он выполняет мою просьбу, пока я не выгибаю шею, дрожа от оргазма, пронзающего меня.
— Я больше не могу сдерживаться, — практически скулит Бэррон, вонзаясь в меня сильнее.
— И не надо.
Он втягивает воздух, его тело напрягается надо мной. Он перестает двигаться, но его поцелуи такие собственнические и отчаянные, что мне становится грустно. Потому что я хочу чувствовать это всегда.
Затем его поцелуи затихают, и мы лежим, пребывая в нерешительности, ожидая, что другой что-нибудь скажет. Его грудь расширяется, он сглатывает. Слышу его дыхание, его медленный и ровный ритм, вдох-выдох, и не могу представить ничего лучше, чем быть здесь, с ним.
Бэррон уже кончил, но все еще внутри меня. Я не знаю, что должна сказать, и я немного боюсь шевелиться после всего этого. На его лице непонятный взгляд, глаза слегка расширены, а затем он смотрит вниз, где мы все еще соединены. Он сожалеет об этом?
Упираясь ладонями в сиденье, Бэррон поднимается, выходя из меня, и беззвучно садится за руль грузовика.
Он натягивает джинсы и застегивает их, прежде чем потянуться за рубашкой.
Я сажусь, делаю то же самое и понимаю, что у меня там беспорядок.
— У тебя есть бумажное полотенце или что-то в этом роде?
Бэррон поворачивает голову на звук моего голоса, устремляя свой взгляд между моих ног. Сглотнув, он открывает бардачок и протягивает мне пачку салфеток. Борясь с волной смущения, привожу себя в порядок и снова натягиваю джинсы.
Держа руки на руле, тело Бэррона напрягается, а затем он смотрит на меня.
— Не уходи, — умоляет он. — Оставайся со мной, пока я не отремонтирую твою машину.
Киваю, не в силах противостоять. Двигаюсь ближе к нему и прижимаюсь к его руке.
— Я останусь.
Его губы прижимаются к моему виску.
— Спасибо.
24
Потому что я не позволю тебе уйти. В ненавязчивом сталкерском стиле. Или нет?
Бэррон
Наконец-то.
Бл*дь.
Я не могу точно описать, каково это было ‒ наконец-то быть с Кейси. Потрясающе. Я с этим соглашусь. Я думал, что с ума сойду, если в ближайшее время не трахну ее, но, что более важно, не уговорю ее остаться. Ее отъезд был для меня тяжелым, и, хотя я не знаю, как долго она у нас пробудет, на обратном пути между нами была какая-то легкость. Я не жалею о том, что не отстранился. И я чертовски надеюсь, что она не врет о том, что принимает противозачаточные, иначе мне п*здец.
Господи Иисусе. Как я мог быть таким дураком?
Снег валит все сильнее, снова заметая дороги, но дурак я или нет, у меня не получается не улыбаться.
Кейси это замечает.
— Что?
— Ничего, — пожав плечами, говорю я. Кейси пододвигается ко мне на центральное сиденье, одна моя рука на руле, другая у нее на бедре.
— Ты действительно не был ни с кем после своей жены? — спрашивает Кейси.
Прошлой ночью мы об этом говорили, я не сказал, что у меня никого не было, но это подразумевалось.
— Как ты, наверное, заметила, в моем доме, это сделать нелегко, — парирую я. — И между работой, ранчо, девочками не так уж много свободного времени.
— Ты хотя бы на свидания ходил?
— Ходил пару раз, но они никогда не выливались во что-то особенное.
— Сколько вы с женой были вместе?
Я ненавижу об этом рассказывать. Я вообще не люблю говорить о Таре, но обсуждать это с Кейси мне неловко. Как будто она узнает, что меня трудно полюбить.
— Поверь мне, это не такая уж интересная история.
Кейси пожимает плечом, ее взгляд устремлен на лобовое стекло и падающий за ним снег.
— Я все равно хочу знать.
— Мы были знакомы всю жизнь. Когда у нее появились сиськи, я захотел узнать побольше.
Кейси начинает смеяться.
— Типичный парень.
Я вкладываю в свои слова юмор.
— В значительной степени.
— Значит, она забеременела Кэмдин, когда ты еще учился в школе?
Я киваю и сворачиваю на дорогу, ведущую к ранчо.
— Ты об этом жалеешь?
— О ней или о девочках?
— О том, что вы так рано завели детей?
— Думаю, жалел, когда она ушла, но потом я понял, какой подарок она мне сделала. Я был молод, глуп, эгоистичен… они все это изменили. Так что нет, я об этом не жалею.
— А о ней?
— Я не могу сказать, что жалею и о ней. Не в том смысле, что я все еще ее люблю, или еще какую-нибудь ерунду в этом роде. Но она преподала мне ценный урок любви, это точно, — я чувствую в своем голосе нотки горечи. Не могу этого скрыть, как бы ни старался.
— Что это был за урок?
— Осознание того, что ты можешь любить кого-то и совершенно ему не подходить.
Кейси поворачивает голову и смотрит на меня.
Я ловлю ее взгляд.
— Что?
— Это… так верно.
Я прижимаю ее к себе и целую в голову.
— От чего ты бежишь? — шепчу я, чувствуя, что ее отъезд из Калифорнии связан скорее с необходимостью сменить обстановку.
— От всего.
Вздохнув, она напрягается, ее пальцы бездумно чертят круги на бедре.
