— Мы оба косячили друг против друга, но мой последний косяк ее сильно обидел. Сильнее обычного. А женщины, если обижаются, кидают похлеще мужиков.
Вылезаем на Винете.
Если обидел, значит…
— Твой «последний косяк»? — переспрашиваю. — Изменил, что ли?
Вместо ответа он достает из боковых карманов куртки по коричневой бутылке, протягивает мне одну:
— Пива хочешь?
Наши шаги мерным топаньем сопровождают глуховатое звучание его голоса.
Значит, изменил. А может, изменял. Постоянно. Ладно, плевать — не мне же.
Без дальнейших пояснений захожу с ним в шпэти и беру у Викиты семейную пачку клубничного, как и планировала. Секунду подумав, добавляю туда еще морозилочную пиццу «гавайи». Викита не наезжает, что сунулись к ней со своим пивом — наоборот, встречает меня еще доброжелательнее обычного. Завсегдатаи не здороваются, а в этот раз тактично помалкивают, заценивают моего сопровождающего и… дают добро: безмолвно отпускают меня с ним.
— Где держал? — интересуюсь у Рика насчет пива, такого ледяного, что я не чувствую пальцев, которыми держу бутылку.
— На балконе. На лестничной.
— И как не стырили?
— У меня не тырили. Меня все соседи знали. Я у них — хозяином и завхозом в одном. Был.
Мы входим ко мне. К нам. То есть, я вхожу, а он въезжает, как ни крути.
К нам…
Черт его знает, наверно, рано еще так говорить. По ряду причин я должна была бы ощущать взбудораженность, но он настолько завалил, затопил меня информацией, что я просто слушаю, слышу, откладываю в папку «прочитано», а анализ и эмоциональный разбор оставляю на попозже.
Там несколько любопытных моментов. Во-первых, эта его бывшая Рита. Не хочу размышлять, что там за баба такая должна быть, но правильно ли я его поняла — она «была», а не есть сейчас? Решаю, что если так, то в этом ее главное достоинство. Во-вторых, то, как Рик относится к своей бывшей — понимает ее, не сердится совершенно — это та-ак странно. В-третьих — что это за бизнес у них такой был совместный и в чем конкретно заключалось ее кидалово?..
Но мы теперь дома и все вопросы — эти и другие — также оказываются отложенными в папку «Wiedervorlage». То есть, отложено, но мы к ним еще вернемся. Может быть.
Ночь, темень и грядущие выходные делают свое дело — та прямолинейность, что обычно отпускает нас на людях, вновь завладевает нами, и мы уже не делаем лишних движений, а только нелишние, то есть, необходимые. Лишних слов тоже не говорим.
Рик берет на себя организацию ужина и при этом обнаруживает способность самостоятельно разогреть духовку. Надеюсь, сквозь паутину не пришлось ему пробираться, хотя, уверена, его не остановили бы подобные мелочи.
Я благополучно сплавляю мороженое морозилке и ломлю набирать ванну. Из «нелишних» действий это кажется мне самым нелишним.
Раздеваюсь, пока Рик спрашивает о чем-то из кухни. Он пусть как хочет, а я даже не реагирую на его расспросы. Может, и так допрет.
Допирает: пиццу он вносит прямо в ванную и, увидев меня голой, моментально избавляется от собственной одежды.
— О-о-о… — это я залезла в горячую воду и даже глаза закрываю от мучительного кайфа — наконец-то согреться. Наконец-то. Какой же долгий был день, и какая непредвиденная получилась у него концовка.
— Уже? — спокойно осведомляется Рик, успевший привыкнуть к моим звукоизвержениям во время секса.
Он тоже уже в воде и посадил меня на свой член. Горячая твердость во мне, уже привычная, радостно сообщает моему телу, что жизненные функции от холода не пострадали.
— Не-е, — отвечаю, продолжая свою плавающую езду на нем, — замерзла просто… согреваюсь…
— Я — тоже, — неожиданно сообщает мне он и обтанцовывает языком мой язык. Их ведь тоже согреть нужно.
Наши тела поднимают ватерлинию с пенными айсбергами на поверхности. Я прижимаюсь к нему, чтобы не торчать из воды и не мерзнуть.
Двигаемся ритмично и синхронно, как в олимпийской дисциплине. Кормим друг друга пиццей — изо рта в рот. Поочередно отгрызая большой кусок, подаем другому, позволяем отгрызть, по кусочку передаем друг другу ананасы.
Мне кажется, это первый раз: я впервые занимаюсь сексом в ванне. Мне плевать, правда ли это — если я не помню тех разов, что были раньше, значит, они не в счет и значит, правда. С пиццей и анансами— точно. Запрокидываю назад голову, откидываюсь всем телом, чтобы теперь стонать, стонать почти беспрерывно…
— М-м-м… не поперхнись, — ворчит он, а сам ловит ртом мои соски, мокрые, все в мыльной пене. Понятия не имею, вкусно ли. Ему вкусно, кажется.
Обоюдный оргазм получается таким бурным, что и вода вокруг нас должна бы взбурлить, подняться мыльными фонтанами.
К счастью, остывает ванна не скоро, и нам удается еще немного поплескаться.
— Че, наелась? — слышу над ухом негромкий, почти вкрадчивый голос.
Кажется, я даже отъехала на минутку.
— Доедай, — сонно разрешаю ему — он же имеет в виду пиццу?
— Тебе бы она впрок пошла, — замечает Рик, проводя пальцами по моим ребрам.
Худышкой считает? Его ладони, как по команде, смыкаются вокруг моих сисек, оглаживают округлости попы, будто отвечают на вопрос, не успевший даже сформироваться — может, худышка, но всё, что надо, на месте. И какое надо.
А я окончательно просыпаюсь и заявляю, встрепенувшись:
— Не, ниче не наелась, у меня же еще десерт!
— О-о-ой, — предостерегающе тянет он, когда я возвращаюсь с семейной пачкой клубничного, — нарываешься, бэби…
— Если б я была «бэби», не смогла б съесть столько, сколько съем сейчас, — цепляю его в ответ и сажусь обратно к нему в теплый, мыльный водоем.
Сунув ему вместо приглашения ложечку, погружаю свою поглубже в холодное розовое, успевшее подмерзнуть до вязкости, а потом, не дожидаясь, пока он последует моему примеру, жадно сую ее себе в рот, высунув язык и закатив глаза. Вот теперь-то я в раю. Вот теперь-то.
Вода все же остывает быстрее, чем тает мороженое.
Предварительно отерев с меня в кровати пену, Рик пытается испачкать меня, жертвуя
