верхнюю губу, чуть царапая её, — он не был плохим человеком. Просто держался других ценностей и взглядов. Я помню, как ты на него смотрела: любила, всё хотела понравиться и угодить. Прости, что я сохранила этот брак и тебе пришлось жить с человеком, заранее не умеющим любить и чувствовать. Мне очень страшно, что твоя связь с Брайаном — итог той холодности и отвержения в детстве. Когда папа умер, я почувствовала облегчение от того, что больше нет нужды терпеть и притворяться. Порой его не хватает, и мне даже кажется, что я по нему скучаю. Но совсем не так, чтобы плакать. Я хотела дать тебе то, чего у меня не было: сохранить полную семью, родного папу рядом. Мне жаль, что всё вышло так. Нужно было смотреть правде в глаза и разводиться.
— Это уже неважно, — мягко беру маму за ладонь и поглаживаю по костяшкам большим пальцем, — Вы такие же люди, не имеющие инструкций, как правильно жить. Мы все ошибаемся. Я люблю тебя и папу, каким бы он тогда не был.
— Спасибо, что ты стала такой сильной. Такой, какой у меня не хватило духу быть. Я так горжусь тобой и всеми твоими решениями. Прости, что мы так мало общались по душам, — её грустная улыбка разбивает мне сердце, мама тянет мою руку к губам и оставляет на ней легкий поцелуй, — надеюсь, что теперь будем чаще.
Нас прерывает неловкий, робкий стук в дверь. Забавно видеть, как Росси, акула своего непростого дела, становится таким мягким и стеснительным. Мама виновато улыбается, а я качаю головой, шепотом отправляя её на свидание.
* * *
Завтра у меня съемки в одном из популярных ток-шоу, интервью для нескольких журналов, пары газет. Вечером запланированный звонок одному американскому репортеру: произошедшее в равной мере беспокоит обе страны, ведь главной фигурой дела выступает их знаменитый земляк.
Я выполнила просьбу полиции: стойко молчала весь период разбирательств, пока ожидала окончания процесса. За это время акулы пера неплохо разгулялись в своих теориях и множестве гадких выдуманных версий. Мне хотелось поставить точку и сказать всё, как есть.
Многие журналисты в очередной раз подняли тему гибели моей экспедиции, тогда я не дала никаких комментариев, и они решили потанцевать на старых костях. Опять перевернули всё с ног на голову, попусту тревожа имена тех, кого с нами больше никогда не будет. Мне это надоело. Неделю назад мы с Микеланджело созвонились и решили дать общее интервью. Поделиться этой болью с миром, закончить неуместные споры и домыслы.
За это время я точно поняла одно: замалчивание не спасает, время не лечит, боль никуда не уходит, если её не признать и не высвободить.
Вчера утром мне вернули кочергу: её изымали из квартиры в виде вещественного доказательства самообороны. Мне не хотелось пугать маму и напоминать о том, чем и без того пестрили местные заголовки последнего месяца. Теперь, когда её нет, я решаюсь увидеться с предметом, спасшим мне жизнь.
Вытаскиваю кочергу из непроглядного черного целлофана, касаясь холодного железа ручки. Я боялась снова ощутить болезненные воспоминания того дня: столкнуться с ужасом, неописуемой паникой и тревогой, но знала, что мне необходимо себя побороть и взглянуть страху в лицо.
Провожу пальцами по кованому прутку, словно глажу, жалею, и… ничего не чувствую: не дрожу, не задыхаюсь, не вспоминаю какие-то страшные вещи обрывками, только слабо улыбаюсь.
Два года назад.
Наша последняя годовщина. Совсем крохотная Эмма. Трепетные объятия Микеланджело с дочкой. Мы не стали отмечать её, собирать гостей и как-то напоминать о себе, однако родители всё помнили. Мона поздравила ещё утром: принесла райский бисквит с черникой и ванилью, Жанкарло же подарил приятную сумму на двоих. Очень настаивал на совместном отпуске, оставлении внучки на них на пару недель.
Моя мама была не столь обеспечена: она не могла позволить себе делать такие подарки, но мы их и не ждали. Однако, мою неуёмную старушку все равно тянуло потратить деньги хоть на что-нибудь. Эмма мирно спала в кроватке, Микеланджело редактировал завтрашнюю речь для лекции, а я наслаждалась горячим шоколадом у камина. В доме стояло тихое, уютное потрескивание поленьев. Идиллию нарушил только стук в дверь.
— Сиди, — светловолосый ангел тепло улыбается, устремляясь к двери, — я посмотрю, кто там.
Один оборот ключа. Щелчок замка. Характерный скрип. Декабрьский холодный ветер врывается в дом, рысью пробегая по теплому полу. Громкие, глухие поцелуи, радостные приветствия, мелодичный родной голос.
— Мои хорошие, — слышу улыбку мамы, внизу живота образуется неприятный, стыдливый узел: никто не знает, что я изменяю Микеланджело, все души не чают в нашей паре, — с годовщиной вас!
— Спасибо большое, — Мик отпускает её из объятий и пропускает внутрь, — не стойте на пороге. Пирс у камина, сейчас всё закрою и подойду.
Сердце пропускает пару ударов. Мама идёт сюда. Мне страшно, словно она может что-то заподозрить, понять и рассекретить меня.
— Привет, — она кладет возле меня какую-то огромную тяжелую коробку, бережно упакованную в нарядную подарочную бумагу, — давай открывай!
Садится рядом на ковер и обнимает, поочередно целуя в обе щеки. Киваю в знак приветствия, машинально отвечаю тем же и, не дожидаясь возвращения Моретти, разрываю пеструю упаковку.
Осознание приходит не сразу. Я не очень понимаю, как стоит реагировать на странные чугунные принадлежности и просто молчу. Мик вовремя приходит на помощь: широко улыбается и берет один из кованых предметов в ладонь, не без восторга осматривая со всех сторон.
— Замечательный подарок, учитывая как сильно мы любим сидеть у камина. Пирс, — он смотрит на меня и играет бровями, — такой аутентичности нам ещё не дарили. Только глянь, как этот набор впишется в интерьер.
* * *
Мама ушла, а я озадаченно смотрела на уже третий презент в виде каминных аксессуаров. Ей мы об этом не сказали: ни к чему обижать маму, которая и так слишком сильно старается.
— И куда нам это добро девать? — Мик смеется, перебирая в руках холодное железо.
— Хорошо, что ты решил помыть новые принадлежности, иначе бы она сильно расстроилась, увидев, что наши старые уже заменили соседи, — поджимаю губы, осмысливая, где можно найти место ещё одному ненужному набору.
Не придумываю ничего лучше, чем раскидать чугунные аксессуары по паре больших чемоданов, что давно выступают в качестве своеобразной кладовой.
Полтора года назад.
Вчера я во всём созналась и уехала в подаренную родителями квартиру, не решившись остаться на ночь рядом с Микеланджело. Не хочется мозолить ему глаза: он не заслуживает таких моральных истязаний.
За всю ночь я ни
