пальцы нежно скользнули по ее щекам.
— Понимаю.
Но ей нужно было сказать ему кое-что еще.
— А еще я боялась, что если бы ты узнал о нападении Коннора, то стал бы смотреть на меня по-другому. Относиться ко мне по-другому. А я не хотела, чтобы это изменило нашу дружбу.
— Ох, Китти-Кэт, — тихо сказал он, крепко ее обнимая. — После нашего вчерашнего разговора у «Кинкейда» у меня возникло неприятное предчувствие по поводу Коннора, и тогда мне следовало прислушаться к своей интуиции и послать его нахер.
Катрина прижалась ближе к теплому, сильному телу Мейсона и положила голову ему на грудь.
— Никаких больше сожалений и обвинений, ладно, Мейсон? Я больше не хочу жить прошлым.
— Хорошо, — согласился он, обхватив одной рукой ее за талию, а пальцы другой запустив в ее волосы и нежно массируя кожу головы. — При условии, что ты пообещаешь никогда больше не скрывать от меня такие секреты.
Она закрыла глаза и вдохнула его теплый мужской аромат.
— Обещаю.
— Есть еще кое-что, о чем мне нужно, чтобы ты сказала честно, — произнес он после продолжительной паузы. — Шрамы на твоем бедре… ты сказала, что это был рецидив. Это случилось после той ночи с Коннором?
Она с трудом сглотнула. Больше никаких секретов; она обещала ему.
— Да.
Мейсон резко выругался, и когда крепче сжал ее мускулистыми руками, она поняла, что он усвоил ее реакцию.
— Больше никаких сожалений и обвинений, — напомнила она. — Это уже в прошлом. Единственное, о чем я хочу думать, — это будущее и мы.
Надеюсь, ты тоже этого хочешь.
— Кстати, о будущем и о нас… — Он медленно отпустил ее, чтобы посмотреть ей в глаза, и его взгляд внезапно стал очень серьезным. — Нам нужно поговорить об этом.
Катрина понятия не имела, куда ведет этот разговор и чем он закончится. Ее самый большой страх заключался в том, что ее поведение за последние три дня оттолкнуло его слишком далеко и изменило все между ними, или он пришел к выводу, что не хочет быть привязанным к одной женщине. Она всегда знала, что такое возможно.
— Я много думал о нас, — начал Мейсон неуверенно, что только усилило ее внезапный приступ нервозности. — Ты знаешь о моем прошлом. Знаешь, что я вырос без настоящих родителей, и моя мать была наркоманкой и проституткой, а затем попала в тюрьму и оставила троих сыновей с жестоким мудаком. И хотя Клэй вырастил меня и терпел все мое дерьмо, я всегда чувствовал себя недостойным любви. Думал, что недостаточно хорош, чтобы меня могли любить. Было легче отталкивать людей, чем позволить им приблизиться и рискнуть быть отвергнутым. И из-за этого я не искал серьезных отношений с женщинами, потому что это было безопасно и просто.
На мгновение он замолчал, и Катрина терпеливо ждала, зная, насколько трудно ему даются такие слова, потому что он не из тех парней, которые делятся своими эмоциями.
Глубоко выдохнув, Мейсон скользнул ладонями вниз по ее рукам, пока не переплел их пальца.
— Но с тобой все было по-другому с самого начала, и ты стала первой девушкой, с которой я чем-то поделился. Ты знала о моем прошлом. Знала мои секреты. Что бы я ни делал, а я уж точно не был паинькой ни в подростковом возрасте, ни став взрослым, ты никогда меня не осуждала. Не бросила меня, хотя временами я понимал, что творил глупости, которые должны были заставить тебя задаться вопросом, почему ты со мной дружишь. Но ты всегда была рядом.
Катрина проглотила комок неуверенности и заставила себя улыбнуться.
— Для этого и нужны лучшие друзья, не так ли?
— Ты всегда останешься моим лучшим другом, Китти-Кэт, — сказал он с нежной улыбкой, которую она не могла полностью разгадать. — И я всегда любил тебя, вот почему было так легко еще сильнее влюбиться в тебя за эти последние несколько недель вместе. И в эти выходные, когда ты начала отдаляться, это напугало меня до чертиков. Мысль о том, что я могу потерять тебя, изменила все и заставила задуматься.
Ее мысли все еще занимало его утверждение о том, что в нее так легко влюбиться, но вскоре она осознала и остальное.
— И о чем же? — ее голос звучал как шепот надежды, а сердце трепетало в груди.
— Я хочу, чтобы ты была в моей жизни всегда, — уверенно сказал он своим глубоким баритоном. — Каждое утро и каждую ночь. Как моя лучшая подруга. Как моя идеальная любовница. Как моя прекрасная жена.
Уверенная, что она ослышалась в самом конце, Катрина округлила глаза от недоверия.
— Твоя… твоя жена?
— Я очень люблю тебя, Катрина, и если мы поженимся, ты станешь моей навсегда. — Мальчишеская улыбка изогнула уголки его губ, а глаза игриво сверкнули. — Хм, то есть, если ты хочешь быть моей навсегда. Думаю, мне не следует ничего предполагать.
Она закусила губу, и ее глаза наполнили слезы счастья.
— Да, я хочу быть твоей навсегда. Я люблю тебя, Мейсон Кинкейд. Я влюбилась в тебя в тот день, когда ты спас меня от тех хулиганов. И я ждала и надеялась, что когда-нибудь ты почувствуешь ко мне то же самое.
— Я такой идиот. Я потратил на это столько времени, — сказал он и, наконец, поцеловал ее, медленно, горячо и глубоко.
Голод и желание вскоре превратились в неистовую потребность, которую ни один из них не мог отрицать. Мейсон провел ладонями по ее спине и попке, затем подхватил ее под бедра и закинул ее ноги себе на талию. Как только ее лодыжки крепко сомкнулись у его поясницы, он повел их в спальню, не прерывая поцелуя, пока они не оказались рядом с кроватью, и ее ступни снова не опустились на пол.
Когда Мейсон наконец оторвался от ее губ, он ухмыльнулся ей.
— Мой самый лучший поступок — унести тебя из «Гадкого койота» той ночью и залезть к тебе в трусики. Ты была такой чертовски сексуальной и горячей, что мой член тут же решил, что ты — единственная женщина, из-за которой он когда-либо будет страдать, и меня это более чем устраивает.
Она счастливо рассмеялась, задрала его футболку и стянула ее через голову.
— Я сделаю его очень счастливым, обещаю.
Когда она потянулась к пуговице на его джинсах, он схватил ее за запястья и остановил, его пристальный взгляд снова стал серьезным.
— Итак, вернемся к «навсегда», о котором мы только что говорили?
Она склонила голову набок.
— Да?
— Вот чем я занимался этим утром, — сказал он, и теперь выглядел очаровательно нервным. — Я
