К тому моменту, как он закончил со второй ступнёй, я была настолько возбуждена, что накинулась бы на него здесь и сейчас. И лишь угроза провести два часа в углу меня останавливала: Кирилл вполне мог её исполнить.
— Повторить такое с твоими коленками? — дразнящим тоном спросил Кирилл? — Или перейти к главному блюду?
Я резко выдохнула. Кажется, я лишилась дара речи.
— Да, — шепнула я.
Он понял правильно.
— Перевернись на спину.
Я обернулась на него через плечо. Стол был как раз удачной высоты, чтобы…
Я почувствовала, как на лицо выплывает улыбка. О да.
— Обойди стол, — хрипло сказала я. — И подойди ко мне.
Кирилл поднял брови.
— Это ещё зачем? Я здесь тёмный властелин и повелитель, знаешь ли.
— Подойди. И возьми сливки.
— Хм. Ну, если ты так хочешь ими угоститься…
Я хотела. Очень. И не только ими.
Я накрыла рукой миску, ставя её слева от себя.
И положила руки Кириллу на бёдра.
Он перехватил их, но я шлёпнула его по ладони.
— Стой тихо.
— Бунт на корабле, — хмыкнул Кирилл. — Ну хорошо.
Внутренне ликуя, я расстегнула молнию на его джинсах. И резко дёрнула вниз, стягивая их вместе с боксёрами. Серыми, как я успела рассмотреть.
Интересно, если я скажу: «Уй ты мой хороший!», сколько часов мне придётся стоять в углу? Я бы поставила на четыре.
Я покосилась на Кирилла. Он смотрел внимательно. С интересом.
Я показала ему язык. А потом сгребла гору взбитых сливок сразу двумя пальцами, и щедро обмазала ими самое роскошное в мире мужское достоинство. Замерла — и заметила, что полупустая бутылка вина тоже стояла рядом. Что ж, отлично! Отхлебнув, я принялась за дело, вбирая в рот сначала головку, а потом позволяя ему проникнуть глубоко. Вино оказалось ледяным, но так было даже лучше.
И куда ярче, судя по хриплым вздохам Кирилла. Я подняла взгляд, стрельнув на него глазками, и чуть не расплылась в улыбке.
Пальцы, язык, руки, долгие и нежные облизывания… Кирилл несколько раз шёпотом давал мне подсказки, и я подчинялась, чувствуя, как ему нравится то, что я делаю. Глядя на него. Обожая его.
А ему было очень, очень, очень хорошо, судя по его хриплому дыханию, его руке, сжимающейся и разжимающейся на моём затылке, протяжному стону, короткому, почти просительному звуку, вырвавшемуся из приоткрытых губ…
Я закрыла глаза и взяла его в рот целиком, отпуская его на волю. Отпуская себя.
И плотина прорвалась.
Я никогда раньше не испытывала ничего подобного. Дикой, глубокой, пронизывающей страсти, которая охватывает всё тело, когда интимнейшие ласки достаются не тебе, а мужчине, по которому ты сходишь с ума.
Я даже не представляла, что это может быть так же приятно, как получать удовольствие самой.
— Лира, — хрипло выдохнул Кирилл, изливаясь. — Дикий порочный ежонок.
Я бы рассмеялась, но рот был занят. Очень надёжно, пусть и ненадолго.
Наконец, слизав последнюю каплю, я перевернулась на спину и раскинула руки, выжидающе глядя на него.
Кирилл поймал мои кисти рук, не глядя, наклонился надо мной так, что мой нос упирался в его подбородок, и коротко поцеловал.
— Этой ночью я не выпущу тебя из постели, — предупредил он. — Ты совершенно сорвавшееся с цепи существо, и за тобой нужен глаз да глаз. Начинаю верить байкам о редакторах, которые сажают своих авторов в подвале на цепь.
— Можешь вырезать мне ошейник из клеёнки, — предложила я.
— Шутишь. Только кандалы и ржавые оковы, на меньшее я не согласен.
Я лежала на столе, глядя на него влюблёнными глазами, и сердце, казалось, билось быстрее с каждой секундой.
А потом я вспомнила о Марине и разом села на столе, обняв себя руками.
Чёрт. Чёрт. Чёрт!
— Снова решила, что никто никого не любит? — спросил Кирилл. Его голос по-прежнему был насмешливым, но очень мягким. — Ежонок, но надо уже наконец определиться.
— Вот сам и определяйся, — огрызнулась я. — А я… я не могу так. Что, если ты и впрямь будущий отец семейства? Который случайно ляпнул, что знает слова любви, дабы не обижать своего автора?
— А ты, конечно, никогда никого не обижаешь. И «эй, ты ошибся, я вовсе тебя не люблю!» было всего лишь сказано, чтобы разрядить обстановку.
Я прикусила язык.
В следующий миг Кирилл сгрёб меня в объятья.
— Мы продолжим наверху, — решительно сказал он. — И вино, и взбитые сливки, и всё остальное. А если я услышу, что кто-то стесняется, испытывает глубокие моральные терзания и дикую неуверенность в себе, я просто и безыскусно её напою.
— Мне нельзя пить, — пробормотала я. — Я засыпаю после второго же бокала.
— И отлично. Поверь, я найду, чем заняться с твоим бессознательным телом.
Так. Кажется, пить этим вечером мне точно нельзя.
Хотя Кирилл, конечно же, не исполнит своей угрозы, подумала я, счастливо прижимаясь к нему, пока он нёс меня наверх. В угол… в угол, пожалуй, поставит, но уж точно никогда не причинит мне ничего плохого. Хотя что будет, если Марина и впрямь…
Но тут Кирилл, уложив меня в постель, вернулся со взбитыми сливками и новой бутылкой вина, и я отпустила эту мысль.
Завтра будет завтра.
Сегодня было сегодня.
Глава 37
Поздно вечером, разгорячённые от любви, мы лежали, прижавшись друг к другу, и я задумчиво рисовала узоры на мускулистом животе Кирилла смоченном в вине кончиком пальца.
— Ты уезжаешь из страны сразу после праздников? — спросила я.
— Как только мы сдадим текст.
— И отдадите мне миллион, — проворчала я. — Всю жизнь мечтала.
— Да уж надеюсь, — хмыкнул Кирилл. Люди годами работают, чтобы заработать подобные суммы, на случай, если ты забыла.
— Ещё скажи, что работают на настоящей работе. А писатель — что там, пять-шесть часов за клавиатурой отсидеть…
Точнее, десять-двенадцать, когда оно не идёт вот так легко. Или три-четыре — но после целого дня той самой «настоящей работы». Жертвуя своими выходными, хобби, друзьями, жертвуя всем, пока у тебя ничего, кроме твоих книг, не остаётся.
Впрочем, вот уж об этом я никому рассказывать не собиралась. Автор должен быть счастлив, приветлив и успешен. Он не имеет права быть одиноким, несчастным и далее по списку. Да и некогда, собственно: писать же надо.
Значит, не буду ныть. В тексте, конечно. Про себя-то я поною вдоволь, и никто меня не остановит.
… Особенно если у нас с Кириллом всё-таки ничего не получится. Вот тогда нытья будет вагон. Целый бронепоезд нытья и маленькая тележка в придачу.
— Ты же понимаешь, что я не смогу поехать с тобой в Штаты, — тихо сказала я. — У меня нет жилья, нет визы, нет работы…
— Рабочую визу я тебе сделаю, — спокойно сказал Кирилл. — Но видишь ли, ещё большой вопрос, будет ли работа у меня самого.
Я хмыкнула.
— Твой босс выгонит тебя вон, если ты проштрафишься с подарком его жене?
— Я бы выгнал, — по-прежнему спокойно сказал Кирилл. — Марина была моим проколом, и серьёзным. А ты…
— Мне осталось четыре авторских, — быстро сказала я. — Будет не оторваться.
Кирилл чуть улыбнулся.
— Уверен, свадьба будет роскошная.
Свадьба. Я невольно вздохнула. Хочу свадьбу. Чтобы океан до горизонта, рассвет, потому что потом солнце печёт немилосердно, бунгало, поджарый священник в шортах, пара австралийских пожарных в свидетелях, и… ну, да, жених. Пожалуй, без жениха-то и начинать не стоит.
Я покосилась на Кирилла. Тот покачал головой.
— Даже не надейся.
— Я ничего не сказала!
— Ты подумала. Ежонок, ты ведь не собираешься выходить за кого-то замуж после двух недель знакомства? Вот серьёзно?
Я немного подумала. Да, действительно, чего это я.
— Впрочем, если ты и через полгода откажешься примерять свадебное платье, я задумаюсь о том, чтобы притащить тебя в казённое заведение в наручниках на голое тело, — заметил Кирилл. — Или вызвать регистратора на дом?
