что мне не нравится, Вика. Просто не ожидал, что ты решишь этим заняться, учитывая, что за все время в дизайне дома ты ровным счетом ничего не изменила.
– Ну, я все-таки ландшафтный дизайнер.
– Да. Только дело ведь совершенно не в этом, я прав? – Мир проходится по моей фигурке задумчивым взглядом. – Ты вообще планируешь здесь жить, м-м-м?
Вскидываю ресницы и сходу натыкаюсь на его изучающий взгляд.
– Конечно, – сглатываю.
– А я уже, признаться, начал в том сомневаться. Создается ощущение, что ты делаешь все, чтобы от тебя и следа не осталось. Даже в ванной…
– Что не так?
– Твои баночки, – Мир задумчиво чешет щеку. – Они так и стоят неразобранные в косметичке.
Он про мои кремы? Стоп. А что вообще Мир делал в моей ванной?
– Да и вещи…
– Вещи я разобрала!
– Один чемодан?
– Я не Лена, Мир. У меня нет такого богатого гардероба, как у нее.
– При чем здесь она? – морщится Тарута. – Я открыл на твое имя счет. Купи все, что нужно. Себе и мелкой.
– Мне не нужны твои деньги! Я…
– Все сама. Ага. Заканчивай с этой херней. Я не против, чтобы ты реализовывалась в любимом деле, но совершенно точно тебе не нужно гнуть спину, дабы обеспечить себе и ребенку достойную жизнь.
Мир психует. Выливает остатки чая туда, где совсем скоро взойдет газон, и встает. Это все? Мы поговорили?
– Мне не нужны твои деньги, – повторяю упрямо.
– Я знаю!
– Мне вообще ничего не нужно! – рявкаю, но голос дрожит и сводит на нет все усилия выглядеть грозно.
– Кроме меня самого.
Что сказать? «Ты меня раскусил»? А как потом быть? Жизнь положить на то, чтобы заслужить его благосклонность? Утопия.
Разворачиваюсь на пятках. Поднимаюсь на ступеньку.
– Устала я что-то. Пойду отдохну.
Переставляю ногу и взлетаю куда-то вверх. Визжу!
– Что ты делаешь?
– То, что давно надо было.
Прочь летит древняя рабочая куртка. По-настоящему рабочая, а не модное недоразумение, представленное в этом году буквально в каждой дизайнерской коллекции.
– Я грязная! Я потная… Мир! Ай…
Это смешно – то, насколько расходятся мои слова с действием. Я же отнекиваюсь, а сама, повиснув на нем макакой, все сильнее сжимаю руки. Стоять не могу. Колени подгибаются, мысли, путаясь, кружат голову. Потянув за волосы, Мир заставляет на себя посмотреть. И я смотрю. Но сколько ни всматриваюсь в его глаза, не могу разглядеть ничего кроме неподдельного искреннего желания. Того желания, что имеет мало общего с сексом, потому что оно скорее про душевное, чем телесное. Оно о той самой пресловутой потребности друг в друге, граничащей с полным безумием.
А еще легкой насмешки, да…
Что вызвало в нем это чувство?
Непонимание сводит с ума. А легкие прикосновения пальцев доводят до истерики кожные рецепторы.
– Ты все усложняешь, – замечаю я дрожащим голосом.
– Куда уж сложнее?
– Мне не нужны твои подачки, Мир. Я вообще думаю, что нам лучше разъехаться.
Он почему-то кивает, продолжая требовательно поглаживать мои потемневшие соски. То есть он со мной согласен?! Тогда зачем продолжает?
– М-м-м… Что еще ты думаешь?
– Это все! – чуть не плачу. – А ты?!
– Думаю, что если заберусь на тебя, то неделю не слезу. Это не навредит ребенку?
– Я не про секс!
– А я про него. Я не траханый почти три месяца.
– Что так? Не выпросил у Леночки? – язвлю, не в силах сдержать обиды.
– Вика!
– Что? Я не дура, Мир. У меня есть глаза и уши. Я… знаю, сколько раз ты ей звонил.
– Точно не она мне?
Сердце подпрыгивает. Во рту моментально пересыхает.
– А какая разница?
– Большая! Я в ответе за нее, понимаешь? Ну не могу я остаться в стороне, когда ей плохо. Ленке двадцать шесть всего. У нас все серьезно было. Она ждала, что я ей предложение сделаю, а тут такое. Нелегко ей, Вик. То напьется, дурочка, то еще что-то…
– Подожди. То есть… Ты даже не пытался ее вернуть?
– Вик, ты спятила? На хрена бы я тогда тебя к себе перевозил?
– Ну как же? Чтоб не волноваться. Ты сказал…
– Да мало ли что я сказал! Какой у меня в тот момент был выбор? Ну, ляпнул бы я, что люблю тебя, не могу, ты бы мне поверила? Какой нормальный мужик будет вот так скакать с одной бабы на другую? В конце концов, мне самому нужно было убедиться, что все реально…
– Реально?! – лепечу, ничего не понимая. – Что?
– Чувства! Это же… ненормально.
– Да что ненормального-то?!
– Что меня, блядь, так до сих пор от тебя кроет! Раз увидел, и вся прошлая, хорошо продуманная, спланированная жизнь пошла по пизде! Так не бывает. Не должно быть! Мне, блин, сорок, Вика!
– Не бывает с кем?
Я уже почти реву. Реву от того, что его нескладные слова звучат для меня лучше самых витиеватых и пафосных признаний. От того, что я уже и не надеялась их услышать. И вообще…
– С нормальными людьми.
– Значит, мы ненормальные. Потому что я тоже до сих пор тебя очень люблю. – Я все-таки плачу. – И мне очень жаль, что я привнесла в твою жизнь хаос…
– Угу, поэтому ты решила привнести хаос еще и в мой сад, – мягко подначивает Мир, обводя меня ласковым, но в то же время и жадным взглядом.
– Наш сад, на минуточку, – занудствую я, обливаясь слезами.
– Наш сад, – криво улыбаясь, подтверждает Тарута.
– И что, тебя правда к ней не тянет?
– Вика! То, что было – это только наше с Леной. Прости. Хотя бы это я ей должен. В остальном же… Нет. Я ни о чем не жалею.
– Я бы не хотела получить лет через десять претензию…
– Не будет никаких претензий.
– А что будет?
– Будет жизнь. Я говорил, что ты поправилась?
– Серьезно? – переключаю внимание на живот. Не знаю, избавлюсь ли я когда-нибудь от ощущения, что взяла Мира измором, но пока оно во мне процветает, и никакие его слова не в силах развеять этого досадного чувства. Все же женщине хочется, чтобы завоевывали ее, а
