он напуган.
— Слэйн? У тебя что, нет других дел, кроме как маячить передо мной? — шипит он.
— Это дело всей моей жизни. Хочу с почестями сопроводить тебя в могилу, — хмыкаю я. — Проблемы?
— Это тебя не касается.
Правда? Посмотрим, как он запоёт, когда я снова прикрою его зад.
— Знаешь, почему я лучше тебя? — спрашивая, подхожу к бару и наливаю в бокал виски. Протягиваю бокал Доналлу. Он, прищурившись, следит за мной.
— Потому что ты отказался от нас и свалил к моему ублюдку отцу?
— Дед, по крайней мере, был с яйцами и никогда не оставлял дерьмо. А вот ты никогда не мог быть достойным представителем нашего рода. Ты не понимаешь, что убийства — это не то, чем нужно гордиться. Ты не умеешь быть злодеем.
— Неси всю эту ерунду своим шлюхам и Кавану. Они обожают тебя слушать. И я советую тебе лечь в клинику. Ты псих, — цокает Доналл, делая глоток.
— Насрать, каким ты меня видишь. Но сам факт, что именно мне удаётся держать всё в тайне, не делает тебя умнее. Это делает тебя ещё более никчёмным. Что ты решил сделать с Энрикой?
В глазах отца появляется удивление, а потом страх.
— Не спрашивай, откуда я знаю. Я знаю. Ты убил её отца и бла-бла-бла. Я сотню раз говорил тебе, что убийства это не выход. Убийства всегда оставляют после себя улики или свидетелей, что тянет за собой череду из крови, дерьма и обвинений. Это всё подставляет под удар нашу семью. Тебе следовало больше слушать деда, как это делал я. Поэтому я займусь Энрикой.
— Нет! — слишком эмоционально реагирует Доналл. Меня это удивляет. Обычно ему плевать, если я берусь за дело.
— У тебя нет выбора. Что ты придумал? Убить её? Взять и выстрелить? Нет. Это ведь так скучно. Поверь мне, нужно учить людей. И я преподам ей урок о том, что не следует ворошить прошлое, а особенно — трогать нас. Кто устоит перед злодеем в моём лице, если он превратится в принца?
— Ты больной, Слэйн. Видимо, тебя при рождении головой вниз уронили. Но я уверен, ты не станешь лезть в это.
— Это ты сейчас заткнёшься и будешь следовать моим правилам. Я глава семьи. И я решаю, кому умереть, а кому жить. И если ты не будешь моей послушной дворняжкой, как мы и договаривались, то мне придётся рассказать матери о твоих маленьких шалостях. Помимо этого, я сдам тебя ещё кое-кому. Ты как хочешь умереть, папочка?
— Ублюдок, — качает головой он. Знаю. Я такой.
— Я делаю на благо семьи то, что ты сделать не смог. Поэтому не лезь.
— Ты не понимаешь всю серьёзность ситуации. Энрика…
— Будет раздавлена. Я тебе это обещаю, — бросаю и, разворачиваясь, выхожу из кабинета.
Итак, у нас новая жертва. Обожаю это время. Строить планы, играть и видеть, как жертва дёргается в последних конвульсиях.
Следующим утром у меня на столе уже лежит папка с досье Энрики. Я открываю её и вижу фотографию.
— Ну, здравствуй, Энрика. Добро пожаловать в мою сказку, — шепчу, проводя пальцами по фотографии девушки с копной тёмно-каштановых волос. Она с улыбкой смотрит в камеру, обнимая старика, сидящего в инвалидном кресле, её карие глаза сверкают от счастья.
— Нас ждёт увлекательное время, Энрика. Я твой маньяк, а ты моя жертва. Убегай, дорогая, прячься от меня, но я всё равно тебя поймаю. — Предвкушение удовольствия от очередной победы растекается по моим венам сладкой пыткой. Я уже знаю, что сделаю с ней. Знаю, в какой позе буду её трахать. Знаю, как она будет смотреть на меня. Знаю, как будут ощущаться её пухлые губы на моей шее. Я уже даже слышу её быстрое дыхание и вижу, как расширяются её зрачки при нашей первой встрече. Я интуитивно чувствую аромат крови, похоти и охоты. Я начищу своё «оружие». Главное, чтобы оно идеально поместилось в её «стойле».
Настоящее время
Энрика
— Вся сумма переведена на ваш счёт, мисс Вайз. Вы можете снять её в любое время в любом банкомате мира, — сообщает мне сотрудник банка.
— Спасибо, — натягиваю улыбку и выхожу из кабинета.
У меня на счету теперь достаточно денег, чтобы поступить в университет и начать новую жизнь. У меня есть шанс стать лучше. Есть шанс всё исправить. Есть шанс дышать. Но дышать нормально я не могу с того самого дня, как Слэйн узнал обо всём. Я стараюсь не думать о нём, но каждую ночь вижу его в своих снах. Я вижу его в своей голове, когда обслуживаю посетителей в баре. Я чувствую его кожей. Мне холодно даже под палящим майским солнцем. Мне холодно от боли. Она убивает меня, но всё никак не убьёт. Я хожу, дышу, ем, разговариваю, но всё словно на автомате. Я не живу. Это точно не жизнь, о которой я мечтала, когда согласилась помочь уничтожить Тристана Слэйна Нолана. Я думаю о нём каждую минуту. Я переживаю, волнуюсь, ищу в интернете хотя бы какие-то новости о том, что с ним стало, но ничего нет. Ничего. Ни одного заголовка о Слэйне. Это меня убивает.
Я страдаю и всё ещё люблю его. Сильно люблю.
Когда я улетала из Ирландии, то надеялась, что он прочитает моё письмо, поймёт и простит меня. Даже если и не простит, то хотя бы даст мне шанс всё исправить. Ведь я ни о чём не знала. Его не знала. Клянусь, не знала, пока не влюбилась. Это так глупо. Он пострадал, как я и планировала. Ему должно было быть больно, как я и планировала. Но мне тоже больно. Больно. В этом вся проблема. Мне больно до сих пор.
Я ждала его. Ждала звонка от него или сообщения. Я платила огромные суммы за чёртов ирландский номер, чтобы он смог дозвониться. Но нет, Слэйн исчез из моей жизни. Он просто отпустил и даже не наказал меня. Но моё сердце наказало меня жёстче.
Мой отчим умер. Он повесился. Оказывается, его выпустили из тюрьмы, в которую я его засадила. Мне позвонили через месяц после того, как я вернулась в Америку, сообщив о том, что необходимо опознать тело, и ещё о том, что он написал предсмертную записку. Я помню её содержимое в деталях. Оно не должно было застрять в моей голове, но осталось там.
«Энрика, прости меня. Я одержим тобой. Я безумен и схожу с ума. Хочу, чтобы ты была моей. Хочу от тебя детей. Хочу держать тебя на привязи и похоронить себя в тебе. Я хочу сдохнуть с тобой рядом. Хочу быть с тобой. Прости меня. Я поступил плохо с тобой. Я влюблён. Я не хотел этого. Я влюблён и больше не могу думать ни о чём другом, только о тебе. Я вижу тебя, дышу тобой, слышу тебя и смотрю лишь на тебя. Я одержим привычкой обладать тобой. Я влюблён. Я псих. Мне ничто не поможет. Я хочу тебя. Я наркоман. Я больше не могу так жить».
Это ужасная и странная записка. Она до сих пор вызывает у меня отвращение, и почему-то в этих словах вижу Слэйна.
Я влюблён…
Слова, написанные моим отчимом, непохожи на его тон и манеру общения, но писал он. Это был его почерк. Меня потом рвало пару часов. Не из-за его трупа, который я увидела, а из-за этих слов. Рвало от мерзости и воспоминаний. Он повесился в доме моей мамы. После кремирования я выбросила его прах в ближайшую урну. Я получила наследство. Все его деньги, мамины сбережения, о которых он не рассказал мне, и этот дом. Я сразу же выставила его на продажу, потому что находиться там было противно. Всё в нём напоминало о том, что
