и волнительно. Ведь складывалось ощущение, что мои проблемы (а иначе, зачем бы я еще стала ему звонить?) для Вершинина были даже важней, чем бизнес. Глупость, конечно.
— Так что там? — Вершинин до того резко переключился на разговор со мной, что я не сразу поняла, к кому он обращается. — Есения?
— Ох! Извините. Я отвлеклась, да и, наверное, о таком не говорят по телефону.
— Ты сейчас где?
— Здесь, — выпалила я. — То есть на острове.
— В четыре у меня окно. За тобой заедут. Ты у родителей остановилась?
— Да.
— Отлично. Пообедаем, там все расскажешь. Устроит?
— Конечно! — оживилась я. Обед — это не ужин, правда? — И… спасибо вам.
— Еще не за что. В три часа будь готова.
Я опустила телефон и сделала глубокий вдох. Это оказалось не так-то и страшно. Хотя, конечно, выдыхать рано. Вполне может так оказаться, что худшее впереди. С одной стороны, я, конечно, волновалась. А с другой — как будто бы даже смирилась. Ведь не было у меня, не было, понимаете, никакого другого выхода.
— Сеня… — мама постучала о дверной косяк костяшками пальцев. — Вы поговорили?
— Ага. Ничего не бойся, ладно?
— Это Артур Станиславович так сказал? — в широко распахнутых глазах мамы мелькнула надежда.
— Нет. Это тебе говорю я. А Вершинин еще ничего не знает. Мы договорились обсудить сложившуюся ситуацию при встрече. Кстати, который час?
— Первый. — Мать растерянно хлопнула глазами.
— Значит, мне уже пора собираться. Ты не против, если я тут немного похозяйничаю?
После того, как я съехала, родители переоборудовали мою детскую под спальню для себя. Учитывая, что они всю жизнь ютились в зале, я могла понять эту поспешность. Единственное, чего мне бы не хотелось, так это чтобы в угаре ремонта отец демонтировал мой станок. Но он не стал его трогать. И я была папе страшно за это благодарна.
— Сенечка…
— Мам, не плачь. Ну что ты!
Мама обняла меня крепко. Поцеловала, как ребенка, в лоб. И затараторила, вглядываясь в лицо:
— Если тебе что-то не понравится, не унижайся и себя не ломай. Поняла?!
Я поняла только то, что моя мать догадывалась, каких жертв от меня может потребовать решение ее проблем. Поняла и вроде бы даже попыталась меня от этого предостеречь. Но вот ведь какая штука… Попытаться-то она попыталась, однако надежда никуда из ее глаз не делась. Ох, мама-мама.
— Мам, ну ты что? Я знаю, что делаю.
На самом деле, конечно, я ни черта не знала! И лишь одно было ясно как белый день — я не могла допустить того, чтобы мою ни в чем не виновную мать судили. Именно этот страх двигал меня к присланной за мной ровно в назначенный час машине. Услужливый водитель открыл дверь. Я юркнула в шикарный салон, осмотрелась и нервно пригладила складки на брюках-палаццо.
— Извините, а куда мы едем?
— В офис Артура Станиславовича.
Вот, значит, как? В офис? А чего я, собственно, ожидала? Это пока я звездой была, Вершинин наворачивал вокруг меня круги и приглашал в рестораны. А сейчас я того, видно, была недостойна. Ну и ладно. Хорошо уже то, что он в принципе нашел время на встречу, а там… Ну что он сделает? Трахнет меня на письменном столе в отместку за то, что я не принимала его ухаживаний? Все может быть. Я нервно поежилась. Поправила ворот застёгнутой наглухо блузки от Валентино, удивляясь тому, что еще утром всерьез верила, будто ничего хуже травмы в моей жизни уже не будет. Наивная чукотская девочка. И всегда ведь такой была…
От автора: друзья, сегодня действует максимальная скидка на первую книгу этого цикла "Лекарство от одиночества"
Во рту пересохло. Я открыла бар, достала бутылку воды и поразилась, как обыденно выгляжу в отражении зеркальной отделки дверцы. По-балетному зализанные и стянутые в низкий узел волосы, черные глаза, сдержанный, даже можно сказать аристократический наряд — так мои ровесницы не одеваются. В общем, все как всегда, да. Волнение выдавали лишь лихорадочно горящие щеки.
— Есения Сергеевна, мы приехали. Я вас провожу.
Шла я как на плаху. Чтобы как-то усмирить волнение, цеплялась взглядом за окружившие меня детали. Вертела головой по сторонам, отмечая, наверное, для кого-то привычную, и совсем незнакомую мне самой офисную жизнь. Снующих туда-сюда людей, стихийное совещание у кофейного аппарата, огромные опенспейсы в стиле лофт. Обилие зелени. Яркие пятна диванов. Запахи — смешение парфюма, кофе, отсыревшей бумаги и сигарет. А еще китайской еды.
— Нам наверх.
Кабинет Вершинина занимал половину верхнего этажа и был таким огромным, что я не сразу заметила хозяина.
— Есения.
— Ох, — обернулась я, с испугу хватаясь за горло, — здравствуйте, Артур Станиславович.
— Можно просто Артур, — пожал тот плечами. — Присядешь?
Только тут я заметила богато накрытый стол. Приборы, серебро, скатерть, вазу с цветами. Либо он так всегда обедал, либо опять же расстарался для меня. Я кивнула, довольно нервно обтерла взмокшие ладони о брюки.
— Извините, что отвлекаю.
— Извини, — поправил Вершинин, отодвигая для меня стул. Из открытого на проветривание окна донесся аромат надвигающейся грозы и его дорогого парфюма. Взгляд замер на свежем порезе, который смотрелся так, будто Вершинин в спешке побрился буквально перед моим приходом. — Кажется, ты любишь итальянскую кухню.
Откуда он знал?
— Да. Спасибо большое.
Вершинин привстал, нависая над столом, чтобы снять серебряную крышку с моей тарелки. Я взглянула на пасту с говядиной (он знал и это, да) и медленно подняла глаза на сидящего напротив мужчину. Кажется, я уже говорила, как сильно он изменился с нашей первой встречи. Сейчас смешно сказать, да, но мне было пять, когда я услышала о нем впервые. Была обычная репетиция в школьном актовом зале, где Дана Родионовна, за неимением лучшего, преподавала ритмику, чтобы потом, в нерабочее время, иметь возможность здесь же по бартеру вести балетный кружок.
— Так, дети, послушайте меня внимательно! Сегодня у нас генеральная репетиция перед выступлением, на которое придут посмотреть очень важные люди. Если им все понравится, у нас будет шанс заручиться поддержкой спонсоров и выйти совсем на другой уровень. Всем понятно?
Это то, что Дана Родионовна озвучила вслух детям. А потом тихонько пробубнила под нос: «Кто бы мог подумать, что вчерашние бандюки будут спонсировать балетный кружок!».
Кто такие бандюки, я даже в пять лет знала. На острове девяностые сильно задержались, а может, вовсе никуда не уходили. И потому, выходя на следующий день на сцену в качестве главной надежды Романовой, я испытывала довольно смешанные чувства. С одной
