дверь? — сердце колотится в горле. Так хочется расцарапать её ухоженное смуглое лицо.
— Лена, давай без истерик. Мы же взрослые люди. Я просто хочу забрать свою вещь, которую забыла вчера.
— Надо быть либо полной дурой, либо очень наглой, чтобы прийти сюда, — говорю ей, как можно, увереннее, хотя от возмущения внутри всё дрожит, и я боюсь, что голос тоже. — Это мой дом и твоей ноги здесь не будет.
— Это мы ещё посмотрим, — она нагло окидывает меня взглядом и усмехается. — Да и хозяйка ты здесь условно. Интересно, что скажет Кирилл, когда узнает, что из-за тебя сорвалась конференция.
Дама продолжает стоять на крыльце, видимо, она считает, что приведённые аргументы настолько увесистые, что я тут же испугаюсь и растекусь в приветственном поклоне перед ней. Ха! Пусть мне и влетит от Кирилла, но я хрен её пропущу.
— Пошла нахрен отсюда, — рявкаю я, не ожидая от себя такого рыка.
Она даже не меняется в лице. Продолжает стоять и сверлить меня взглядом. Я так же не отвожу глаз, будто смотрю в глаза не женщине, а зверю. Ещё в детстве отец мне говорил: «Если отведёшь взгляд, значит, признаёшь его силу». И я не отвожу. Даже не моргаю.
И непрошенная гостья, наконец, делает шаг назад. Ну вот и славно. Значит, не совсем шизанутая, но даже и для такой у меня за дверью припасён зонт-трость. Мало не покажется, если пойдёт на прорыв. Уж чего, чего я в жизни хапанула, но за своё глотку порву. И это мой дом.
— Да, — хмыкает любовница. — Не повезло Кириллу с женой. Страшная, худая ещё и истеричка. Наверно, от недо*ба. То-то он каждый день ко мне в кабинет приходит. Такого страстного мужчину не каждая выдержать сможет.
— Проваливай, сука. Пока я полицию не вызвала, — отвечаю ей ледяным голосом. А внутри меня, будто всё рушится и осыпается. Самое низкое — пройтись по внешности женщины. Но я продолжаю стоять как истукан, не двигаясь, не позволяя ни одной слезинки вылиться наружу. Я знаю, как это бесит других. Когда меня пинали в школе, когда мать била за то, что не даю свои деньги — ни разу не заплакала. И сейчас не заплачу.
Силуэт любовницы растворяется в тени калитки. Я слышу звук работающего двигателя, фары освещают дорогу за воротами. Через пару минут она уезжает, а я чувствую ужасную слабость. Ноги подгибаются. Я оседаю на крыльцо. Чьи-то заботливые руки поддерживают меня, я оглядываюсь и вижу лицо экономки.
— Не надо, Зинаида Степановна. Надорвётесь, — шепчу ей тихо.
— Ага, если бы. У вас весу то, как у ребёнка. Опирайся на меня девочка.
Она подставляет своё плечо и помогает дойти до кухни.
— Илюша в гостиной? — спрашиваю её.
— Да всё хорошо. Не переживай. Давай я тебе чаю бодрящего заварю. Ты умничка Лена. Такая сильная. С виду хрупкая, но сильная. Восхищаюсь тобой.
Удивлённо смотрю на экономку. Она не смотрит на меня, а быстрыми движениями, словно пчела от шкафчика к шкафчику передвигается по кухне.
— Вот я бы в такой ситуации наверно уже ревела, а ты Лена отпор ей дала как надо. Правильно, за своё счастье надо бороться.
Зинаиду Степановну я знаю с самого первого дня появления в этом доме. Она моя добрая фея, которая всегда и словом и делом готова помочь. Первое время она звала меня по имени-отчеству, пока я не попросила называть меня по имени. Ей около пятидесяти и не любит рассказывать о себе, но я чувствую, что она одинока, иначе не оставалась бы на работе допоздна.
Передо мной появляется кружка ароматного крепкого чая. Один только запах уже действует, как успокоительное. Я делаю небольшой глоток, и горьковатая горячая жидкость растекается во рту. Мы молчим несколько минут.
— Ну как? Полегче тебе? — беспокоится она.
— Да. Спасибо. Что бы я без вас делала? — улыбаюсь ей.
— Ты сильная. И без меня бы справилась. Я просто не умею в стороне стоять, когда другому плохо.
— Спасибо.
Перед сном с трудом переключаюсь на продолжение истории для Ильи. Но я даже рада, что он просит её рассказать. Так легче.
А вот когда он засыпает, я вновь погружаюсь в свои мысли.
Судя, по её словам, они работают вместе. И это не просто подстилка на одну ночь. Он спит с ней уже давно. Сама не понимаю почему от этих мыслей мне так обидно. Словно в очередной раз меня выкинули на помойку из-за ненужности. В груди болит, но слёз нет. Хотя, если бы поплакала, может, стало бы легче. Лезу в телефон, чтобы почитать что-нибудь и снова вспоминаю про письмо о брате. а там уже ещё одно уведомление о сообщении мигает.
«Лена, ты хотя бы братишку навести. Ему сейчас очень страшно».
И всё. Только два предложения, но они меня добивают. Убегаю в свою ванную комнату, чтобы не разбудить сына. Слёзы льются потоком, словно во мне прорвало плотину.
А к утру я принимаю решение ехать. Хоть плачь, хоть не плачь, ругай судьбу или бога, но где-то там сидит маленький мальчишка и ему действительно страшно. Он возрастом как Илья. И когда я думаю, что это мог быть и мой сын, душу рвёт на части. Нет, я не собираюсь его забирать. Я не смогу, сама здесь на птичьих правах, но съездить поддержать всё-таки надо. Показать ему, что он не один. И чтобы моя совесть была чиста перед самой собой. Как жить потом, зная, что оставила ребёнка и никак не помогла?
Я не ложусь спать. После принятия решения сразу начинаю собирать сумку. Не для себя, а для мальчишки.
Господи, я ведь даже имя его не знаю.
Останавливаюсь на секунду, но тут же решаю разобраться на месте. Фамилия-то у него такая же, как у меня.
Когда просыпается Илья, у меня уже всё собрано.
— Мама, а куда мы едем? — интересуется заспанный сын и зевает.
— Мальчику одному надо помочь. Он остался без мамы, и ему сейчас плохо и одиноко.
Сын кивает, и я в который раз удивляюсь его взрослости.
— Может ему машинку взять? Или героя из Марвел?
— Если хочешь и готов поделиться, то возьми, — соглашаюсь я.
Ещё полчаса и мы готовы выходить. До автовокзала нас довезёт водитель, а там на автобусе до посёлка своим ходом. Если повезёт, сегодня вечером уже будем дома, а если нет — поедем в ночь. Но выйти мы не успеваем. Хлопает входная дверь и в дом широким
