– Не смей тыкать меня моей мечтой, – ощетинилась я. – Мне подколок и дома хватает!
Широкая грудь Дуэйна приподнялась, и он тяжело вздохнул. Голубые глаза несколько секунд смотрели в мои, затем он отвел взгляд и покачал головой.
– Вот поэтому только двенадцать месяцев, и не больше. – Когда Дуэйн снова поднял на меня глаза, его взгляд был ясным, серьезным и решительным. – Если мы ограничим отношения двенадцатью месяцами, это расставит все по своим местам. Не придется снова заводить этот разговор, потому что твой отъезд ничего не изменит, мы к тому времени уже расстанемся. Ты сможешь уехать без ощущения, что тебя что-то здесь держит.
Я смотрела на Дуэйна, раздумывая над его словами.
– Да, ты хорошо все придумал, – обвиняюще вырвалось у меня, сама не знаю почему.
– Так и есть.
Я ощущала… раздражение. Но тут мне пришло в голову, что Дуэйн, получается, думал обо мне всю неделю. Он думал о нас и как нам быть вместе. И я сразу обмякла от сентиментальности.
Поэтому, вдохновившись и растрогавшись от такого внимания, я выпалила, не думая:
– А что, если мы…
Я остановилась, сообразив, что едва не сказала: «А что, если мы попробуем по-настоящему, без временных рамок, а свои планы я отложу на неопределенное время?»
Только сейчас я поняла, как мне нравится – по-настоящему нравится – Дуэйн Уинстон. Нет, конечно, он и раньше мне нравился, но инстинктивная паника при мысли о конечности наших отношений, да еще со строго определенным сроком, загнала меня в ловушку.
Ох, дорогая моя ирония судьбы! Как же я по тебе скучала…
Я прикусила нижнюю губу, чтобы не выболтать свои мысли. Папа любит говорить: «Нельзя обожраться пирогом и не растолстеть». Это его интерпретация известной поговорки «Нельзя и сохранить пирог, и съесть его», но суть одна.
– Что, если мы что? – поторопил Дуэйн, не дождавшись продолжения.
Взглянув на него и убедившись, что он абсолютно серьезен насчет временных рамок, я решила попробовать поторговаться.
– Что, если мы введем испытательный срок?
Дуэйн с подозрением уставился на меня:
– Это еще зачем?
Пришлось сочинять на ходу.
– Ну… потому… потому что было бы странно и… обидно начинать отсчет с сегодняшнего дня, с 14 ноября. Это как-то неправильно – посреди месяца? Да еще перед самым Днем благодарения и Рождеством? Нет, давай установим шестинедельный испытательный срок, а официальный отсчет начнем с 1 января.
Дуэйн прищурился, но рот у него съехал куда-то в сторону, будто он сдерживал улыбку:
– Ты просто пытаешься получить тринадцать с половиной месяцев вместо двенадцати!
Я пожала плечами.
– Черт, ты меня разоблачил. Ну и что, если пытаюсь? Что, в конце концов, такое какие-то шесть недель?
Сдержанная улыбка сменилась хмурой задумчивостью. Он обдумывал мои слова. Я почувствовала, что не помешает его слегка подтолкнуть.
Я пододвинулась на стуле, так что мои ноги оказались между коленей Дуэйна, положила ладони ему на бедра и подалась вперед:
– Два Дня благодарения. Два Рождества. Два сочельника. В этом году я даже не знаю, что тебе дарить, но на будущий год… – Я улыбнулась, как я надеялась, завораживающей улыбкой.
Дуэйн вздохнул, уголки его губ снова приподнялись, и я едва не вскочила со стула и не прошлась «лунной походкой», когда он сказал:
– Ладно, один год начиная с 1 января.
Я не стала исполнять знаменитый танец. Вместо этого я с восторженным писком кинулась Дуэйну на шею и расцеловала его. Я быстро управилась – всего пару раз крепко поцеловала в губы – и отстранилась посмотреть ему в глаза.
Дуэйн широко улыбался, обняв меня за талию и придерживая за бедра. Желудок и сердце старались превзойти друг друга в радостном трепете.
Отличный исход, прекрасный компромисс… Возможно, я не признавала очевидного и готовила для себя болезненный удар, но будь что будет. Впереди много времени об этом поразмыслить.
А сейчас я сидела на коленях Дуэйна, получив возможность целовать его целых тринадцать с половиной месяцев.
Глава 13
Истинный путь открытия предполагает не поиск неизведанных горизонтов, а новый взгляд на уже известное.
Марсель Пруст
~ Джессика ~
Только вчера мы скрепили нашу сделку поцелуем, а сегодня утром от Дуэйна пришло сообщение:
Он:Сегодня я тебя кое-куда веду.
Я:Куда?
Он:Да тут недалеко.
Я:Во сколько?
Он:В пять.
Я:Годится.
Я была готова к половине пятого, переодевалась раз десять. Возможно, я немного волновалась. Совсем чуть-чуть.
В итоге остановилась на белом платье-свитере с короткой расклешенной юбкой. Вшитая эластичная вставка так плотно облегала грудь и ребра, что снимать платье или влезать в него было настоящей мукой. Да еще и штук тридцать мелких пуговок на спине, но это платье мне очень шло. К нему я надела коричневые сапоги, накрутила легкие локоны.
Дуэйн приехал на десять минут раньше, и на этот раз мой папа был дома (а Джексон, к счастью, нет). Папуля пригласил Дуэйна войти, предложил ему пива (почуяв подвох, Дуэйн предпочел чай), и они минут двадцать говорили о спорте, политике и автомобилях. Затем папа отпустил нас, еле заметно улыбнувшись мне, а Дуэйна одарил крепким рукопожатием и твердым взглядом.
Дуэйн снова приехал наRoad Runner, и на этот раз, идя к машине, я уже смогла по достоинству оценить ее простые элегантные очертания, прежде чем Дуэйн открыл мне дверцу.
Хотя это было наше второе свидание, все казалось каким-то новым. Сбросив с плеч бремя неискренности, я всей душой участвовала в нашей сделке. Все по-честному и открыто, поэтому сегодняшняя встреча в рамках деловой договоренности больше походила на настоящее свидание. Можно расслабиться и наслаждаться обществом Дуэйна, потому что у нас впереди тринадцать с половиной месяцев.
Усевшись в машину, мы широко улыбнулись друг другу.
Борясь с приятным головокружением, я спросила:
– А куда мы едем?
– Увидишь, – таинственно ответил Дуэйн, поглядывая на мой наряд с откровенным
