— Тебе необходим врач!
— Ты обещала…
— Ну пожалуйста, Кейт!
— Ерунда, — прошелестела подруга одними губами. — Тебе сейчас гораздо труднее, чем мне. Я чувствую, что скоро все кончится, можно сказать — уже кончилось.
Джина снова намочила полотенце, а когда клала его на лоб Кейт, обнаружила, что он стал еще горячее, словно температура дошла до точки кипения. Кейт застонала.
Выскользнув из комнаты, Джина нашла свою телефонную книжку и трясущимися пальцами набрала номер Руфуса.
Англичанин-дворецкий снял трубку после первого же звонка.
— Резиденция Картрайтов.
— Будьте добры, могу я поговорить с Руфусом?
— Как о вас доложить?
— Это Джина О'Коннор.
— Да, но сегодня День благодарения и господин Руфус празднует со своей семьей. — В голосе дворецкого сквозило явное неодобрение. — Оставите сообщение, или мне все-таки оторвать его от стола?
— Пожалуйста, позовите его к телефону, — твердо сказала Джина.
— Одну минуту, мисс О'Коннор.
Издав долгий вздох, дворецкий зашагал по обшитому деревянными панелями коридору к столовой. В такой день беспокоить господина Руфуса! Склонившись над его стулом, дворецкий тихо проговорил:
— Простите, господин Руфус, но вас просят к телефону.
— Вы что, не могли принять сообщение? — с некоторым раздражением спросил Руфус.
— Это мисс О'Коннор. Говорит, что дело спешное.
— Ах вот как. Понятно. Благодарю вас, Алек. — Повернувшись к бабушке, Руфус с присущей ему вежливостью произнес: — Извини, бабушка, но мне надо подойти к телефону.
Откинув голову, Лючия Картрайт, дочь графини де Салавинчини ди Каполи, одарила его милой улыбкой.
— Конечно, сын мой, иди, раз нужно.
Едва он вышел, она вскинула бровь и взглянула на Марка.
— Что это еще за спешное дело?
Потом Лючия перевела глаза на стол и с удовлетворением оглядела вышитую флорентийскую праздничную скатерть — малую долю приданого, пятьдесят лет назад принесенного мужу. В ярких лучах люстры всеми гранями сверкали тяжелые хрустальные бокалы для воды и вина и тонкие, высокие — для шампанского. Изящное столовое серебро великолепно гармонировало со старинной, восемнадцатого века, посудой севрского фарфора. Стены украшали тоже старинные гобелены. Правда, невестка сперва воспротивилась, ибо на них были изображены сцены охоты, но потом все-таки согласилась и в конце концов сама влюбилась в изумительные гобелены.
На праздничном столе все было не только изысканно, но и чрезвычайно дорого. И все это когда-нибудь перейдет во владение Руфуса.
Кто же это посмел потревожить мальчика посреди торжественного ужина? Что ж, надо будет перекинуться парой слов с Алеком, решила Лючия.
В трубке раздались громкие шаги дворецкого. Вероятно, там мраморные полы, решила Джина и не ошиблась. Только вот топает он слишком медленно…
Наверное, ей не следовало звонить, может, она совершила непростительную ошибку. Такая оплошность — отрывать человека от праздничного стола! Но иного выбора у нее нет. Имение Картрайтов совсем недалеко от дома Хиллзов. Наверняка Руфус знает местных докторов.
Джину душил ужас, никогда еще она не чувствовала себя такой растерянной, никогда так не боялась. Страх вызывало не только состояние Кейт, но и собственная невежественность. Как Джина ни напрягала память, пытаясь вспомнить все, что когда-либо читала о выкидышах, на ум приходили лишь вопли истерзанных женщин.
Назвать имя отца так и не родившегося младенца Кейт категорически отказалась, иначе Джина непременно связалась бы с ним. Но стоило только заговорить на эту тему, как Кейт впадала в истерическое состояние.
В полном отчаянии Джина возвела глаза к небесам.
— Отец небесный, Пресвятая Дева Мария, Кейт не должна умереть. Помогите ей выжить! — взмолилась она.
Прошло не менее двух минут, показавшихся целой вечностью, прежде чем Руфус взял трубку в библиотеке, где их разговор никто не мог услышать.
— Джина, дорогая, что стряслось? — спросил он взволнованно.
— Кейт… — начала было Джина, но из-за спазмы в горле запнулась, не в силах продолжать.
— Кейт? Алло, Джина, ты меня слышишь?
— Да.
— Джина, если ты не объяснишь, в чем дело, я вряд ли смогу помочь.
Сглотнув слюну, Джина сказала:
— Кейт срочно нуждается во врачебной помощи. Мы сейчас в летнем поместье ее родителей. — Голос девушки упал. — Ей очень плохо… У нее выкидыш.
Значит, аборт, подумал Руфус, а вслух спросил:
— Хочешь, чтобы я позвонил нашему семейному доктору и…
— Если ты дашь его номер, я могу позвонить сама.
— Жди у телефона, милая, я тебе перезвоню. Ты в Северн-Вудз, верно?
— Да, — пробормотала Джина.
— Давай телефон, я запишу.
Лихорадочным шепотом она продиктовала номер.
Несколько часов назад, когда все только началось, Джина машинально схватилась за трубку, чтобы вызвать «скорую помощь», но Кейт тут же завопила дурным голосом:
— Что ты делаешь?
— Как что? Звоню в «скорую», — объяснила Джина.
— Идиотка! Если ты это сделаешь, меня привлекут к суду!
Время тянулось бесконечно. Наконец телефон зазвонил.
— Доктор Стрекелз связался с клиникой Парксайда, там уже готовы принять Кейт. — Руфус говорил кратко, четко, не тратя лишних слов. — Стрекелз с доктором Декстером будут ждать ее в клинике.
— Кейт сойдет с ума, если я вызову «скорую».
— «Скорая» уже выехала к вам, я сам ее вызвал. — Голос Руфуса стал мягче. — А ты пока подготовь подругу.
Когда Джина вернулась к Кейт, объяснять уже ничего не пришлось: та потеряла сознание. Джина со всех ног бросилась к кровати и схватила Кейт за запястье, пытаясь нащупать пульс.
— Долго же ты говорил, дорогой, — заметила Лючия, когда Руфус снова уселся за стол. — Надеюсь, ничего страшного не случилось?
— Нет-нет, все в порядке, — беспечно ответил он.
Но по затуманившимся глазам внука Лючия поняла, что мысли его витают сейчас где-то очень далеко; лицо встревожено, мышцы напряжены. Значит, он не хочет сказать ей правду. Лючия задумалась. До этого момента ей казалось, что Руфус всегда умел держать ситуацию под контролем и не терял головы. Сейчас она начала в этом сомневаться.
Интересно, кто эта девушка? Без сомнения, какая-то незнакомка. Заботливая Лючия давным-давно составила список девушек из хороших семейств, возможных кандидаток, из которых мальчик в дальнейшем выберет себе жену. В таком серьезном деле нельзя совершить ошибку, думала она, ведь не зря древние китайцы утверждали, что богатство — это власть.