от его слов, от того, захочет или нет он рассказать о том, что произошло с Владом.
– Просто скажите, где. Мне нужно с ним поговорить.
– Столько времени было не нужно. Что изменилось сегодня?
Я не выдержала. Слишком много узнала и слишком тяжело было обрабатывать всю эту информацию.
– Вы же и так знаете. Сами заставили меня усомниться в том, что случилось.
– А почему я должен что-то вам говорить?
Он явно меня испытывал. Будто ждал какого-то кодового слова, после которого смог бы позволить себе откровенность. А я настолько измучилась, что не могла ни играть, ни скрывать.
– Потому что я люблю его.
Невельский помолчал, задумчиво глядя на меня, а потом с очевидной грустью произнес:
– Вы с такой легкостью поверили в подлость любимого человека.
– А вы на моем месте не поверили бы?
– Я не на вашем месте, – он усмехнулся. – Знаете, Оксана, – мужчина снова какое-то время молчал. – Я дал своего другу слово, что никто не узнает, где он. И почему он там. Особенно вы. Так что приведите мне достаточные аргументы, чтобы я это слово нарушил.
Аргументы? Я задумалась. Какие можно было привести аргументы помимо того, что я люблю Влада? Что стало бы для сидящего передо мной человека более важным?
Я рассматривала собранного, серьезного мужчину, видела, как он смотрит на меня, внимательно и оценивающе, и не могла представить, что еще должна сказать, чтобы это возымело результат.
Тем более, что не про чувства мои он услышать хотел. Чего-то другого ждал. Вот только чего?
– Лев, я не знаю, что вам сказать, – произнесла тихо и быстро, опасаясь, что могу передумать и не признаться. – Правда, не знаю. Влад причинил мне боль. Очень сильную. Все эти месяцы я была уверена, что все кончено. Мне и в голову не пришло усомниться, что это не так. Да, возможно, вы считаете, что я слишком быстро смирилась, но попробуйте и меня понять! Я не могу бегать за мужчиной. Не должна этого делать, если не нужна ему! Даже когда все было хорошо, я извелась от мысли, что мы слишком разные. Мы же не в кино, не в сказке. Такие, как Сотников, не влюбляются в таких, как я.
– Очень убедительно, – кивнул мужчина. – Тогда почему вы здесь?
– Наверно, потому что уцепилась за протянутую мне соломинку… И если есть хоть малейший шанс что-то вернуть…
– Знаете, у Судьбы странное чувство юмора, – задумчиво проговорил Невельский. – Когда мы слишком упираемся, не желая принимать ее дары, она подходит с другой стороны. И отбирает то, что нам дорого, не дав сполна насытиться. Чтобы мы научились это ценить.
Он говорил, как человек, хорошо осознающий значение этих слов. И, возможно, не только о нас с Владом. И именно это дало мне надежду, что он сможет понять то, что я чувствовала сейчас.
– Пожалуйста, скажите мне, что случилось! У него онкология? Он поэтому уехал за границу?
Мужчина нахмурился.
– Нет, на оба ваши вопроса. Никакой онкологии, слава Богу. И с чего вы взяли, что Влад за границей?
Ссылаться на слова неизвестного мне охранника было, по меньшей мере, нелепо. Я вытащила свой телефон, грустно кивнув на него.
– Я пыталась позвонить… но он вне зоны доступа. И не был в сети уже два дня. Вот и подумала, что уехал… лечиться туда. Если здесь не смогли помочь.
– ТАМ тоже не смогли, – тихо отозвался Невельский. – И, кажется, уже нигде не смогут.
– Что с ним? – ахнула я, чувствуя, как замирает сердце. – Что случилось?
Лев помолчал, все еще о чем-то раздумывая. Потом кивнул каким-то своим мыслям, поднимаясь. Подошел ближе ко мне.
– Во время аварии пострадали нервы, отвечающие за двигательную функцию. Я не силен в медицинских терминах, Оксана, и не смогу назвать вам диагноз. Но Влад… он парализован ниже пояса. И не у нас, не в той самой загранице, о которой вы сказали, никто не решился дать положительных прогнозов. Скорее всего, он больше никогда не сможет ходить.
Мужчина смотрел на меня в упор, сумрачно, строго, видимо, ожидая реакции. А я… я не могла понять, что чувствую. Это точно был не страх от услышанного. И не ужас безысходности. Мне как будто легче стало, хотя даже самой себе признаться в этом было непросто. Но теперь, по крайней мере, я понимала, что двигало Сотниковым, когда он сделал все, чтобы раз и навсегда избавиться от меня. И что-то еще, странное, неуловимое, вертелось в голове, не позволяя расслабиться. Я должна была вспомнить… или понять.
– Где он? Если не уехал в другую страну, почему тогда нет связи?
– Потому что она есть не везде, – неожиданно улыбнулся Невельский. – Вам ли это не знать?
На мой третий за день вызов такси приехал тот же самый водитель. Сдвинул брови, а потом рассмеялся.
– Вроде бы до 2-го февраля далеко, что за день сурка? Снова поедем за город?
Я покачала головой и назвала свой адрес.
– А потом на вокзал.
Уже в машине набрала номер Мурзина.
– Сергей Семенович, ваше предложение об отпуске все еще в силе?
Главред заметно обрадовался.
– Ковалева, ты, наконец-то, решилась взяться за ум? Поедешь на природу, в санаторий? Давно пора!
– На природу, Сергей Семенович, но не в санаторий. Я ведь могу уже завтра не выходить на работу?
В Зипуны я попала лишь к середине следующего дня. Погорячилась, собравшись на вокзал поздним вечером, совершенно забыв о том, что автобусы ходят только с утра, да и вообще не каждый день. Пришлось отпустить водителя и ждать. Снова ждать.
Теперь, когда от встречи с Владом и от настоящего объяснения отделяло всего несколько часов, стало особенно тяжело. Я пыталась понять, что происходит в его душе. Какие мысли одолевают. Он сделал свой выбор, отказавшись от меня и всего, что нас связывало. Вот так, резко, одним махом. Решил за нас обоих.
Это было до жути обидно, но я не могла не признать, что на его месте, скорее всего, поступила бы так же. Не стала бы обременять любимого человека. Это казалось таким логичным и правильным… И одновременно нелепым и совершенно бессмысленным!
Я изнемогала без него. Все эти долгие месяцы запрещала себе думать о нем и все равно безумно скучала. Цеплялась за обрывки воспоминаний, пыталась удержаться в призрачных снах, где нам было хорошо вдвоем. А в течение дней уверяла саму себя, что больше ничего не жду. Что забыла о нем… Вернее, пытаюсь забыть.
На самом же
