пополам, но я даже поморщиться не могу.
— Это не можешь быть ты, — хриплю сквозь катящиеся слезы. — Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Совсем расклеилась, дюймовочка, — голос Богдана звучит тепло и чуточку насмешливо. — В день рождения своего сына я бы с того света вернулся.
Его лицо, едва начавшее принимать четкие очертания, вновь расплывается, а от рыданий начинают стучать зубы. Это не ошибка и не галлюцинация. Это правда пришел Богдан. Только он так мог сказать.
— Тужьтесь, Анюта, — снова подает голос врач. — И дышите, как вас учили.
Я делаю глубокий вдох и так сильно сжимаю руку Богдана, что наверняка оставлю на ней свои отпечатки.
— Ты пришел, — шепчу я высохшими губами. — Значит, ты мне поверил.
Богдан улыбается, но его глаза остаются серьезными. Сейчас я не могу думать, каким образом ему удалось выйти на свободу и как он здесь очутился. Все потом. Его прикосновение наполняет меня приливом энергии, который сейчас так необходим для того, чтобы произвести нашего малыша на свет. У моего сына или дочери будет отец. Богдан рядом. Пришел сюда ради нас. Это самое главное.
Боль, раздиравшая меня на части, больше не кажется такой мучительной. Будто он взял часть ее на себя. Я дышу как тренировалась, напрягаю и расслабляю низ живота, чтобы наш ребенок поскорее увидел свет. Богдан все это время держит меня за руку, иногда промокает ладонью мой потный лоб и приговаривает: «Ты у меня такая умница, Анюта. Настоящая героиня». У меня даже получается улыбнуться. Он говорит так, будто и правда мной гордится.
Я понимаю, что близка к цели, когда врач и медсестры оживляются и начинают переговариваться между собой. Тужусь еще активнее. Боль забывается. Еще немного потерпеть. Рядом с ним я все смогу.
Когда я слышу жалобный детский плач, то неожиданно для себя начинаю плакать, хотя была уверена, что израсходовала весь запас слез. Я смогла. Родила нашего с Богданом ребенка.
— Кто? — сиплю я, вытирая глаза. Я специально не стала узнавать пол. Хотела, чтобы это стало сюрпризом.
— Девочка, — улыбается врач и демонстрирует мне самое прекрасное создание, которое я когда-либо видела. У нее маленькое розовое тельце и круглая головка с едва заметным пушком волос. Моя дочка громко и возмущенно кричит и дергает крохотными ножками.
— Дайте мне, — я тяну к ней дрожащие руки. — Пожалуйста.
Пока врач несет ко мне мою дочь, а я считаю миллисекунды. Они кажутся такими долгими, а я хочу поскорее ее к себе прижать.
— Наденька моя, — я осторожно накрываю ладонью теплые плечики. — Моя самая красивая и желанная девочка на свете.
У нее милый розовый ротик, аккуратный носик и пухлые щечки. Дочка смотрит на меня и весь мир будто замирает. У нее глаза Богдана.
Я поднимаю на него взгляд. На секунды я забыла обо всем на свете и даже о нем. Богдан выглядит странно: его грудь под белой рубашкой тяжело вздымается, обычно невозмутимое лицо покраснело.
— Это не мальчик. — Я не могу не улыбнуться. Счастье переполняет меня. Еще никогда я не чувствовала себя настолько необыкновенно, даже несмотря на усталость. — Я же говорила, что будет девочка. Прости. Знаю, что ты хотел сына.
— Не извиняйся, — голос у Богдана глухой и охрипший, глаза жадно оглядывают мою драгоценную ношу. — Она очень красивая. На тебя так похожа.
Если бы в этот момент можно было бы стать еще счастливее, я бы непременно стала. Богдан совсем не злится, что родился не мальчик.
— А глаза твои, — шепчу я и киваю ему, приглашая убедиться. — Смотри.
Богдан подходит ближе, наклоняется.
— Можете ее взять, — подсказывает врач.
Аккуратно, словно с опаской, он тянет ко мне руки и прижимает нашу дочь к своей груди. От переизбытка эмоций у меня снова катятся слезы. Они такие красивые. Папа и дочка. Богдан будет ее защищать и любить больше всего на свете. По тому, с каким неверием и изумлением он на нее смотрит, будто не может поверить в происходящее, я знаю, что так и будет.
— Глаза правда мои, — большим пальцем он ласково поглаживает щеку нашей малышки и смотрит на меня. — Спасибо за этот день, дюймовочка, — добавляет дрогнувшим голосом.
Сердце стучит так отчаянно будто собирается вырваться из груди. Мы оба запомним день, когда стали родителями. Неважно, что будет дальше между нами. Наша чудесная дочь связала нас вместе навсегда.
Богдан поворачивается к врачу и в этот момент я жалею, что под рукой нет телефона, чтобы его сфотографировать. Этот снимок я бы поставила в рамку на самое видное место.
— Когда я могу забрать свою семью домой? — требовательно спрашивает он, напоминая о том, каким грозным может быть.
— Мы понаблюдаем за вашей женой и ребенком. Скорее всего, дня через три сможете.
Богдан спрашивает о чем-то еще, но ответов врача я уже не слышу. Семья. Он назвала нас с Надей своей семьей.
Аня
— Да, Аня, все правильно, — подбадривает меня медсестра, когда видит мои попытки искупать младенца. — Сейчас покажу тебе как делать массаж.
Я пока только привыкаю к новой для себя роли. Надюша такая маленькая, как куколка. И такая же красивая… Мне жутко страшно ненароком ей что-нибудь повредить или сломать. Такое крошечное счастье, а занимает столько места в груди. Просто удивительно! И как я раньше жила без нее?
Спустя полчаса малышка крепко спит у меня на руках, я перекладываю ее в люльку, а сама иду в душ. Возвращаюсь и вижу в палате Богдана. Он стоит у люльки, гладит кончиком пальца носик дочки и тихо что-то говорит. Не слышу, лишь вижу, как двигаются его губы. У меня саднит в груди от этой картины, а сердце начинает биться чаще.
Я все еще не могу поверить, что это не сон, что он рядом. Что поверил мне и пришел. А у меня столько вопросов, столько всего хочется у него спросить. Промокаю влажные волосы на голове и подхожу к ним, дочка спит, а Богдан выглядит счастливым и безмятежным. Почти как Надюша. И все же они очень похожи. И не только глазами.
Валевский поворачивает голову и смотрит мне в лицо долгим и пронзительным взглядом. Глаза спускаются в вырез халата, а я краснею. Господи, я ведь только родила три дня назад, а он заставляет меня смущаться и краснеть до спазмов внизу живота. Или может это матка еще не сократилась
