Он кивает.
— Твои родители заставляли тебя работать по хозяйству?
Он снова кивает.
Я очарованно пытаюсь представить это. Киллиан, маленький мальчик, выполняет на ферме свои ежедневные обязанности. Чистит стойла для лошадей. Кормит цыплят. Доит коров.
Быть такого не может.
— У тебя есть братья и сестры?
Пауза не поддается измерению.
— Один.
Я вглядываюсь в его лицо, чувствуя, что он оставил что-то недосказанным.
— Один?..
— Типа того, — говорит он, понизив голос. — Теперь у меня остался один брат.
— Точно. Брат. Ты говорил. — Через секунду я добавляю: — Подожди. Остался?
Он облизывает губы, колеблясь.
— Нас было восемь. В живых остались только двое.
Я в шоке смотрю на него. Несчастные случаи? Болезни? Что-нибудь похуже? Что могло случиться с шестью братьями и сестрами в одной семье? Мне до чертиков хочется выяснить все подробности, но я не решаюсь совать нос в чужие дела.
И это глупо, учитывая, что я глотала его сперму.
Прочитав выражение моего лица, Киллиан тихо говорит:
— Случился пожар.
Мое сердце останавливается. Моя рука взлетает, чтобы прикрыть рот.
— О, господи. Соболезную.
Киллиан медленно проводит двумя пальцами по пряди моих волос, пристально ее изучая.
— Спасибо.
— Эм... А твои родители? Они живы?
— Умерли. Каждый. Все. Все, кто имел значение. Осталась лишь месть, — отстраненно пробормотал он.
Какое-то время кажется, что он мыслями где-то далеко, не здесь, но потом приходит в себя. Туман в его взгляде рассеивается, и глаза опасно блестят, словно лезвие клинка. Он опускает руку и поворачивается лицом к стойке.
Харли театральным жестом ставит перед ним бокал.
— Если после водки на утро будет плохо, король Артур, не стесняйтесь подать жалобу руководству.
И, хихикнув, отворачивается.
Стиснув зубы, Киллиан хватает бокал и осушает его одним глотком.
Тем временем я пялюсь на его профиль, и произнесенное им слово вновь и вноаь отдается эхом в моей голове.
Месть.
Пожар, что унес его семью, не был случайностью.
Ощущение, словно запретная, запертая дверь приоткрылась, открыв луч света.
Киллиан был мальчишкой, когда его семья погибла в огне, и все, что ему оставалось, — это мстить за их смерть.
— Ты знал, кто это сделал, — тихо замечаю я.
Он осторожно ставит пустой бокал на стойку. Сглатывает. На меня не смотрит.
— Ты убил его. Или их.
Тело Киллиан напрягается, но сам он никак не реагирует. Его молчание служит ответом.
— Вот как все и началось, — шепчу я, понимая, что раскрыла правду. — У деревенского мальчишки появился вкус к мести, и он никогда не оглядывался назад.
Киллиан резко поворачивается ко мне. Он недоволен, его глаза горят.
— Я оглядываюсь назад каждый гребаный день. Воспоминание о том, откуда я пришел и почему делаю то, что делаю — единственное, что поддерживает меня.
Его нормальный голос вернулся. Бархатистый, певучий ирландский акцент переполнен эмоциями. Киллаин вновь стал самим собой, с жесткими границами и острыми углами, вихрем хаотических чувств, которые сдерживаются железной волей, что скрывается под красивой лощеной оболочкой.
Вот только теперь я заглянула за дверь. Заглянула за кулисы его бродвейского шоу.
Киллиан Блэк — преступник не потому, что родился плохим, не потому, что у него это хорошо получается, или не потому, что ему больше нечем заняться.
Он преступник, потому что мир разбил его сердце, а единственный известный ему способ справиться с величиной своей боли — это насилие.
Месть.
Пролитая кровь.
Удерживая его взгляд, я говорю:
— Я была неправа кое в чем.
— И в чем же? – огрызается он.
— Ты не такой, как мой отец. Ему нравится причинять людям боль.
Киллиан смотрит на меня, его грудь быстро поднимается и опускается, челюсть и кулаки сжаты. Его глаза настолько темные, что напоминают бездну.
— Мне кажется, тебе совсем не нравится то, что ты делаешь.
Он замер, что кажется, будто он не дышит. Его губы приоткрываются, но он молчит с ошеломленным выражением лица.
Мы так и смотрим друг на друга в пузыре напряжения, пока Киллиан не выдыхает — пузырь тут же лопается.
Он хватает меня за руку и тащит меня через толпу к задней части паба.
— Куда мы идем?
Он не отвечает. Продолжает идти, не выпуская мою ладонь.
Мы проходим стол за столом, пока я не понимаю, что пункт нашего назначения — кухня. Киллиан распахивает двери и ведет меня по проходам, где готовящие еду повара бросают на нас лишь беглый взгляд, прежде чем вернуться к своей работе.
Он поворачивает меня налево, где стоит огромный холодильник, потом направо, ведет меня мимо ряда металлических стеллажей, уставленных сервировочными подносами и графинами с водой, затем рывком открывает дверь без надписи.
Он втягивает меня внутрь, закрывает дверь и целует с такой страстью, что у меня перехватывает дыхание.
Поцелуй продолжается и продолжается. Жадный поцелуй собственника, заявляющий на меня права. Когда Киллиан наконец отрывается, мои колени дрожат, а сердце бьется как сумасшедшее.
Находимся мы в маленькой кладовке. От пола до потолка со всех сторон тянутся полки, заваленные кухонными полотенцами, чистящими средствами и другими предметами. Я замечаю это лишь потому, что Киллиан прижимает меня к полке с полотенцами, прежде чем вновь припасть к моим губам.
Застонав, он опускает ладонь между моих ног и сжимает.
Я знаю, что ему нужно. Я жажду того же. Освобождения, которое может дать другой, тот ожог, который приходит со скоростью молнии и поражает с силой бомбы.
Я расстегиваю его ремень. Киллиан дергает молнию. Его твердый член выпрыгивает в мои руки. Мы продолжаем неистово целоваться. Тем временем он задирает юбку на мои бедра. Поскольку избавление меня от трусиков заняло бы время, а Киллиан явно не хочет ждать, он просто оттягивает их в сторону.
