полях тетради и в мою сторону даже не смотрит.
Зато тот-о-ком-я-думала-всю-прошедшую-неделю сегодня на месте, занимает последнюю парту. Я медленно иду к своей, попутно соображая, что сделать, потому что Август развалился на стуле так, что большая часть его тела находится над полом, а длинные ноги мешают мне сесть.
– Мистер О’Доннел, соберите свои конечности и дайте Анне стул отодвинуть, – командует мисс Остин. Господи, спасибо тебе за эту женщину! – Я понимаю, что вы по ней скучали, но вместо того, чтобы вести себя, как десятилетний подросток, лучше пригласите девушку в кино.
Возбужденные смешки прокатываются по классу. Кажется, я поторопилась с восторгами.
– Да сдалась она мне, – бурчит Август, но ноги убирает. Мисс Остин подмигивает мне, а я краснею, но благодарна хотя бы за то, что, не став заострять на нас внимание, она начинает урок, все сорок минут которого я сижу как на иголках. Старательно делаю вид, что слушаю, но в итоге понимаю, что не слышала ни единого слова. Зато четко запоминаю ритм, что отстукивают пальцы Августа по парте, количество его обречённых вдохов и взгляд, которым он меня награждает, когда я, случайно уронив карандаш, оборачиваюсь, сталкиваясь с ним глазами.
Звенит звонок, и ученики покидают класс, но я делаю вид, что не успела записать задание, на деле же просто хочу дождаться, когда все исчезнут. Август тоже не двигается с места.
«Ну давай же, иди», – мысленно приказываю я. Клянусь, он делает это специально?
– Мистер О’Доннел? – окликает мисс Остин, когда в классе остаемся лишь мы трое.
– Я жду свою тетрадь, – совершенно невозмутимо отвечает он. – Мисс Лягушка взяла ее и никак не отдает.
Что? Это какой-то бред!
– Август, сколько можно говорить об уважении и прозвищах?
– Ладно, – тянет он. – Мисс Королевское высочество Принцесса Анна взяла ее. Так вас утраивает?
Мисс Остин обреченно качает головой.
– Анна? – будто желая удостовериться, что мне ничего не угрожает, обращает взор в мою сторону. – Все точно в порядке?
Я киваю. «Можете за меня не переживать».
– Хорошо, тогда как закончите, заприте дверь. – И оставляет нас наедине.
Мы оба молчим, не шевелясь, а потом с противным скрипом отодвигается стул.
– Почему ты все еще здесь? – в тишине класса произносит Август. Строго. Требовательно. Я тоже встаю, поворачиваюсь к нему лицом. – Чего ты от меня хочешь?
Не знаю, какого ответа он ждет. Вряд ли у меня найдется такой, что устроил бы нас обоих. Я знаю, что слова мои – пустое ничто, и доводы шиты белыми нитками. Они не протянут между нашими мирами мосты и не загладят тех ран, что нанесли наши семьи друг другу, но я решаю рискнуть. Пусть это и будет стоить дважды разбитого сердца. Поэтому вместо слов я делаю шаг навстречу и опускаю ладонь на его сердце. Чувствуя твёрдость его мышц и тепло тела.
– Просто жду, когда ты наконец признаешься.
Тишина вокруг нас становится такой звенящей, что слышно каждый шорох.
– Признаюсь в чем? – испуганно спрашивает Август, тоже переходя на шепот.
– Что я тебе по-прежнему нравлюсь.
Паника в его глазах, словно разрастающийся пожар. Август качает головой:
– Это не так.
Ложь.
И я выталкиваю:
– Тогда почему?
Его глаза буквально кричат: «Почему что?».
Почему я все еще здесь?
Почему сбежал из моей комнаты, не объяснившись?
Почему так просто отказался?
Почему заставил страдать?
Но он умудряется ответить на каждый из невысказанных вопросов одним предложением.
– Потому что нам не позволят.
Неужели он на самом деле считает, что я доверю кому-то решать, кого мне любить, а кого нет?
– Неправда.
Август тяжело выдыхает, проводя по лицу рукой.
– Принцесса, – произносит упрямо. – Ты ведь прекрасно знаешь, тебе нужен другой парень. Чтобы он мог учиться с тобой в одном университете, приходить к вам домой на ужин и обсуждать с твоим отцом бейсбол по пятницам. У нас так никогда не будет. Тебе нужен такой как…
– Эрик? – спрашиваю я. – Ты поэтому ему проиграл?
Август отворачивается, уставившись в окно.
– Нет. Причем здесь он…
Еще одна ложь.
Каждый в школе не раздумывая поставил бы сотню за победу «Вудсайда» в том матче. И то, что Август слил игру, уничтожив не только свою репутацию, но и возможность вырваться из Ржавого города, только сильнее это подтверждает.
– Ты, наверное, думаешь, что я сошел с ума, но я не жалею, – говорит он, глядя, как на стоянку подъезжает желтый автобус. – Тебе просто не понять, что такое быть кому-то должным. И речь сейчас не о деньгах вовсе.
«Ты все сделал правильно», – хочу сказать я, но он опережает:
– Мне пора, – и я понимаю, что наш разговор окончен.
Август подхватывает со стола свой рюкзак, перекидывает через плечо и проходит мимо. И когда я думаю, что на этом всё, он останавливается. У меня пересыхает во рту, но я боюсь сглотнуть, боюсь пошевелиться даже. Чувствую, как он стоит у меня за спиной, тоже не дыша, но не решаюсь обернуться.
– Ань…
– Иди.
Но он вдруг обнимает меня, крепко прижимая к груди, и мы замираем.
– Ты ведь знаешь, нам нельзя, – шепчет на ухо, едва касаясь губами кожи и пробуждая полчища мурашек. Внутри по телу разгоняется ток. У меня перехватывает дыхание. И кажется, я грохнусь в обморок, но никогда себя не выдам.
– Плевать.
Кажется будто наши слова слышат даже стены, поэтому даже Август говорит так тихо, словно вкладывает эти слова мне прямо в голову:
– А если я скажу, что ты будешь жалеть? И это не сказки. Не просто пафосные слова. Представь, что я точно знаю.
Мое сердце сейчас выпрыгнет из груди. Кажется оно разрослось до размеров баскетбольного мяча и вот вот разорвет грудную клетку.
– Даже тогда я ни о чем жалеть не буду.
Я слышу его тяжелый выдох. Он наклоняет голову в бок, а потом касается губами моей шеи. И это прикосновение вызывает столько эмоций, что даже время замедляется.
– Я подумаю, что можно с этим сделать, – шепчет Август, обжигая кожу раскаленным поцелуем, вызывая головокружение, и отпускает меня, добавив так, словно выдает свой самый большой секрет: – И да, ты мне до безумия нравишься, Принцесса. – А потом уходит. На этот раз окончательно.
Я рада, что никто сейчас не видит мою улыбку, потому что чувствую себя совершенно безумной. И не хочу, чтобы это ощущение хоть когда-нибудь заканчивалось. После занятий я буквально врываюсь в кабинет Амары и, крутанувшись волчком, приземляюсь в мягкое кресло.
Откашливаюсь, напрягая связки именно так, как она учила меня когда-то, и заявляю громко, постаравшись изо всех сил: – Две недели назад
