Приветственно подудев, лесовоз прополз сантиметрах в десяти. Мы посмотрели друг на друга и начали ржать. Как в ресторане на Старый новый год. Никак не могли остановиться.
- Ну что, штаны мокрые? – спросил Женька сквозь хохот.
Нет, ну точно гад. Штаны и правда были мокрыми. Потому что от страха вспотела задница. И по другой причине тоже. Оказывается, когда опасность позади, накрывает всякими совсем другими… чувствами.
- Ну что, поедешь дальше?
- Поеду! – нагло заявила я. И даже скорость прибавила. На целых пять километров в час.
- Все, стоп! – скомандовал Женька, когда я уже думала, что мы где-то в Сибири. – Вылезай.
Мы поменялись местами, и он свернул прямо в лес, в узкую прогалину между деревьями. Наверно, летом там была дорога, а сейчас – сплошные сугробы. Ползли медленно, то и дело буксуя.
- Жень, а мы не застрянем? – спросила я с опаской.
- Не говори под руку! – рявкнул он. – П…ц будет, если застрянем. Сейчас-то ладно, пешочком дойдем за полчаса. А вот обратно, да еще задним ходом… Тогда только брать лопаты и копать. От забора и до обеда.
Но мы все-таки не застряли, а выбрались с грехом пополам на поляну, где Женька затормозил. Справа стоял большой дом с красной крышей, почти полностью обшитый белым сайдингом, слева – маленькая почерневшая хибара.
- Мы сюда? – ахнула я от восторга, глядя на правый дом, конечно.
- Нет, немного дальше. Вот в этой избушке маленькой мы с отцом на Новый год ночевали. Это гостевой домик. Знаешь, что мне приснилось? – Женька положил руку на мое колено. – Что ты в дверь постучала, а я открыл. Спросил, как ты меня нашла, а ты сказала, что по пеленгу. Ну я же тебе написал сообщение. Только хотел поцеловать, и тут батя разбудил.
- По пеленгу! Угу, пешком пришла. А я не помню, что на Новый год снилось. Сначала обрадовалась, что ты мне написал, а потом сообразила, что это рассылка.
- Но ведь ответила же.
- Так я сначала ответила, а потом уже сообразила.
- Оля, - вздохнул он, - если б ты не была таким слоупоком…
Я хотела обидеться, но не получилось. Потому что…
- Тогда бы нас сейчас здесь не было. И вообще… не было бы… нас .
Я сказала это – и словно лопнуло внутри что-то горячее. И сердце забилось бешено везде, от макушки до пяток.
Оно правда есть – вот это мы ? Мы – вместе? Может, пока еще и нет, но… будет?
Тяжело сглотнув слюну, Женька наклонился и поцеловал меня в краешек губ.
- Я бы к тебе все равно пришел, - сказал он хрипло и резким движением включил драйв. – Даже если бы не ответила.
Эту фразу надо было переварить. Вроде бы и не новость, но… все дело в том, как она была сказана. Интонация – но не только. Наверно, на более тонком уровне, где нет места словесным формулировкам, а лишь ощущениям.
«Я бы к тебе все равно пришел»…
И словно эхо, которое не слышишь, а чувствуешь.
Я ведь тоже пришла к нему сама. С маминым тортом. Хотя сопротивлялась до последнего. Потом прогнала его, убежала в Таллин. Но где-то на том самом уровне все уже было решено. И у него, и у меня. А сопротивлялась потому, что боялась повторения истории с Кириллом. Рана-то свежая, даже не поджившая.
И как-то само собой стало понятно, что для нас обоих это не просто секс. Не «давай попробуем, вдруг что-то получится». Что мы уже есть. Такое… еще маленькое, хрупкое, как подснежник из сугроба. И теперь от нас обоих зависит, вырастет он или завянет, даже не распустившись. И мне очень хотелось, чтобы все получилось.
Все? Все – это что? Пятеро детей, домик и эрдельтерьер?
Ну… Мне страшно было думать в эту сторону, и я говорила себе, что мы знакомы-то всего ничего, какой, на фиг, эрдельтерьер. И все же надо было признать, что я не могла представить себя Олей Платоновой даже через два года отношений. А вот Олей Филатовой – вполне. Через две недели. В теории, конечно, но могла. Во всяком случае, не отрицала такую возможность.
Женька тоже молчал, о чем-то задумавшись. О том же самом?
Кот, проваливаясь по брюхо, медленно прополз мимо красивого темно-коричневого дома с оранжевыми наличниками, выбрался на берег замерзшей реки и свернул вправо. Еще немного, и мы остановились у типичного дачного домика советской постройки. Примерно такой был и у нас в Юкках, но побольше. Когда бабушка с дедушкой умерли в один год, мама с сестрой разделили наследство: мама забрала квартиру – для меня, а дача досталась тете Кате. Федька все капитально перестроил, и его мать после выхода на пенсию жила там с весны до осени. Женька говорил, что его друг купил дом в прошлом году и только начал приводить в порядок, а до этого там никто не жил почти десять лет.
- Какая красота! – ахнула я, выбравшись из машины и провалившись в снег по колено.
Это было именно то, чего я хотела. Как он только угадал? Хотя нет, я же говорила, что люблю это: вечер, снег, никого вокруг. Просто умеет слушать. Снег есть, никого тоже, вечер будет.
- Эта же та церковь, которая на фотографии, да? – прикрыв глаза от слепящего солнца, я смотрела на маленькую церквушку на пригорке.
- Да, - сняв с крыши лыжи Женька, вытаскивал из багажника сумки. – Если хочешь, потом туда поднимемся, но она закрыта. И если не утонем в снегу. Шмель приезжал неделю назад, до дома расчистил, а везде по уши.
На узкой тропке до крыльца и правда было всего по щиколотку. Вытащив ключ из тайника, Женька открыл дверь, и мы вошли в тесную прихожую.
- Так, Оль, тут сейчас холодно и неприятно. Предлагаю протопить и перекусить. Потом можно на лыжах пройтись, пока светло. А вечером будем снова топить, чтобы хорошо прогрелось. И шашлык пожарим на мангале.
- Годится, - кивнула я.
Пристроившись у печки, мы съели по бутерброду, запивая кофе из термоса. Пока дрова прогорали, Женька замариновал мясо и смазал лыжи. Надевая ботинки, я снова почувствовала себя ребенком, которого неожиданно привели в кондитерскую. Лыжницей я была фиговатой, а кататься очень нравилось. Раньше ездили на дачу, там хватало мест для прогулок. Но Платонов из всех зимних видов спорта признавал только прыжки в сугроб из бани, поэтому мои лыжи и коньки надолго прописались на антресолях.
Как же это было классно! Женька шел первым, пробивая лыжню, я за ним. Снег сверкал на солнце, морозный воздух пах дымком и антоновкой, краснопузые снегири подъедали остатки рябины. И тишина – звонкая, как серебряный колокольчик.
- Хорошо здесь: и шелест и хруст.
С каждым утром сильнее мороз,
В белом пламени клонится куст
Ледяных ослепительных роз.
И на пышных парадных снегах
Лыжный след, словно память о том,
Что в каких-то далеких веках
Здесь с тобою прошли мы вдвоем.
Обернувшись, Женька смотрел куда-то… то ли в пространство, то ли во время. И улыбался – не так, как обычно, совсем незнакомо. Эти стихи были словно продолжением того, о чем мы говорили раньше. И у меня опять побежали по спине мурашки – щекотные, колючие, а в горле и в груди вспыхнуло тепло.
- Что это? – спросила я, с трудом переведя дыхание.
- Не помню, - он пожал плечами. – Я когда-то читал все, до чего мог дотянуться. И стихи – тоннами. Что-то осело, иногда всплывает.
- Как здорово! И вообще… все здорово. Спасибо, что привез меня сюда.
- Не замерзла? – помолчав пару секунд, спросил он. - Мы уже далеко ушли.
- Немного.
- Тогда пойдем обратно.
Обходя по целине, Женька остановился, коротко поцеловал меня и пошел по нашим следам. Я – за ним, тихо мурча себе под нос. Это было ощущение невероятно острого счастья, буквально раздирающего в клочья. Из тех редких моментов, которые запоминаются надолго. Может, даже на всю жизнь. С Ромкой похожее было. С Кириллом – точно нет.
Когда мы вернулись, уже начало смеркаться. Женька занялся мясом, а я сидела, закутавшись в плед, на диванчике перед печкой и время от времени подбрасывала пахнущие смолой сосновые полешки. Ноги с непривычки гудели, мысли мешались с подступающей дремотой, и я даже вздрогнула, когда открылась дверь.
