с нашим сыном…
Вот так. В нарушение всех правил, он идет ко мне вместе с нашим малышом, который улыбается и светится…
Совсем недавно он назвал Баграта папой…
Помню, как раз несла фрукты своим мужчинам, когда увидела, что Баграт дурачится с Брошкой на ковре…
Остановилась, чтобы не мешать моим мужчинам. Таким похожим и разным.
– Вот… говорю, сюда треугольник поставь, а квадрат рядом, так дом строят… – выдыхает Умаров, разговаривая с сыном, словно со взрослым.
– Неа, туду неа… воть… тпаильно тут… – настаивает на своем сынок, ну характером точно в Умарова.
Непробиваемый.
– Так дома не строятся, – отвечает на полном серьезе бизнесмен и откладывает кубик.
– А как? – интересуется малыш, но Баграт не успевает ответить, как Игнат берет кубик и кладет его в широкую ладонь отца со словами, которые заставляют меня сжать пальцы на подносе, чтобы не уронить:
– Папа… стлой дом для мамы…
Тогда Умаров поднял на меня глаза, а я увидела в них блеск…
Он не заплакал…
Нет…
Но эти графитовые бездны я запомню, наверное, на всю жизнь…
Там столько чувств проскользнуло, столько эмоций…
– Поздравляем чету Умаровых! Жених может поцеловать невесту…
Как из водоворота вылетаю и оказываюсь прижата к груди своего уже мужа, а он обрушивается на меня поцелуем под свист, поздравления и улюлюканья гостей…
– Счастья новобрачным!
– Карапузов побольше!
Баграт отпускает меня и смотрит в глаза…
– Какие хорошие пожелания, жена моя, кричат наши гости…
– Ну я их уже как-то до брака начала исполнять, – отвечаю с задором, пробегая под рисовым градом, который нещадно бросают в нас…
– Только начало! – отвечает муж и сильнее сжимает мою руку.
Мы убегаем с собственной свадьбы. И мне кажется это правильным. Здесь слишком много людей, многих я по телевизору видела, именитые бизнесмены, воротилы огромного бизнеса, все они относятся с особым почтением к отцу Баграта Фахре…
А я вспоминаю свою первую встречу с этим грозным мужчиной. Как он стоял посередине гостиной и, опираясь на трость, смотрел на моего сына, который жался к моей юбке.
– Ма, а это кто?
Обращаю взгляд на сынишку. Улыбаюсь, когда встречаюсь с настороженными серыми глазами отца Баграта.
– Это твой дедушка, – отвечаю, улыбнувшись, – папин папа…
– Папин папа, – задумчиво отвечает мой малыш и отпускает меня, идет к мужчине, убеленному сединами, обнимает с разбега его за ноги, и я теряю дар речи.
Мой малыш так никого не принимал. Даже отца…
Баграту пришлось располагать к себе Игната, добиваться его внимания и в награду его терпению стало полное принятие сыном отца, а тут…
Я смотрю в глаза Фахры Умарова и замечаю чистейший шок, с которым он с трудом справляется.
Баграт рядом, хочет сделать шаг по направлению к застывшим деду и внуку, а я ловлю его за руку, не отпускаю, призываю, чтобы дал время этим двоим…
И мой мужчина подчиняется. Останавливается. А я вижу, как глаза Умарова-старшего наполняются дымкой, как дрожит его кадык…
А он одними губами произносит «спасибо»…
Безотрывно глядя мне в глаза…
А я лишь киваю…
Что было, то было…
Улыбаюсь Фахре Умарову и понимаю, что не держу на него зла. Каждый из нас платит по счетам сам…
Сильный мужчина, не дающий себе слабины, он, наконец, берет себя в руки. Отмирает и обнимает Игната, опускается перед ним на колени, достает из кармана маленький самолетик – игрушку.
– Это тебе… – чувствую, что хочет добавить ласковое обращение, но не решается.
А мой малыш хватает игрушку и весело щебечет:
– Деда, пошли иглать…
Фахра поднимает вопросительный взгляд на меня. Именно у меня спрашивает дозволения, не у сына, замершего изваянием рядом, и я говорю словами Баграта, ставшими своеобразным кредо нашей семьи:
– Наш дом – ваш дом…
Баграт Умаров
Никогда не думал, что буду так лететь домой. Стараться побыстрее закончить дела. Никогда не думал, что буду кайфовать, играя с сыном…
А сейчас я сжимаю руль и сердце отдает ударом, когда подъезжаю к особняку. Быстро паркуюсь и бросаю ключи на тумбочку у входа.
Так привычно.
Дом…
Особняк стал домом именно в тот самый момент, когда в него вошли моя Надя и мой сын…
Я иду по коридору. Наслаждаясь своим счастьем. Смакуя чувство, которого был лишен столько лет.
Не сразу нахожу Надежду. Приходится поискать, чтобы найти мою девочку в детской. Замечаю, как бережно она складывает пинетки в шкаф. Останавливаюсь и облокачиваюсь о дверной косяк. Наслаждаясь тайным наблюдением, пока Надя не замечает меня, улыбается, расправляя пальчиками незаметные складки на материи.
Беременность ей к лицу. В моих глазах она только хорошеет, фигурка приобрела приятную округлость, щечки порозовели.
Улыбаюсь, рассматривая свою жену…
– Ой… – разворачивается и меня видит, замирает на мгновение, а потом на личике улыбка сияет.
– Тебе же врачи сказали не напрягаться, – выговариваю хмуро, но моя жена совсем не пугается моего грозного вида, подходит и обнимает меня за шею, а я руку на ее живот кладу, чтобы почувствовать, как толкается наша малышка.
– Она тоже рада тебя видеть, Умаров.
Надя чуть морщится. Наша малышка готова уже родиться.
– Судя по всему, удар у твоей дочери поставлен, – улыбается, а я целую ее губы, ласкаю языком и заставляю себя отпрянуть.
Надя надувает губки. Не нравится, что в последнее время я не трогаю ее.
– Пощади меня, женщина! – выдыхаю сквозь сжатые зубы, давление в штанах становится просто невыносимым.
Не успеваем вступить в привычную перепалку, где я уже мысленно загибаю пальцы, когда уже смогу приласкать жену по-настоящему, как Надя охает.
– Ай…
– Что?! Надя?! Где болит?
Теряюсь, ловлю ее за руку, а моя плутовка улыбается счастливо.
– То самое! Рожать будем! Не бледней, Умаров.
Улыбается, но заметно ее фигурку сгибает, а я беру ее на руки и лечу к тачке.
– Раньше срока, – выдаю на автомате, и Надя лишь сильнее цепляется за мою шею.
По дороге к дверям встречаюсь взглядом с бабушкой Нади, которая с одного взгляда все понимает, охает, улыбается, глаза слезятся, а я замечаю, как она крестит свою внучку…
Дорога до больницы как в тумане.
Разговор с врачами по телефону и Надежда, которую увозят от меня.
– Возвращайтесь ко мне скорее, – наклоняюсь и шепчу в губы жены, целуя.
– Обязательно, Баграт, мы скоро…
Улыбается, хотя ей больно.
– А ты… придумывай имя для нашей дочери…
Остаюсь стоять в коридоре. Облокачиваюсь о стену и жду…
Секунды сплетаются с минутами, а я раненым тигром наматываю километры по коридору.
Пока, наконец, ко мне не выходит врач и не начинает поздравлять, а я не слышу. Ничего не слышу.
Только улыбаюсь и ничего не могу с этим поделать.
– Я могу их увидеть? – наконец, спрашиваю сухим горлом, и врач улыбается, кивает.
– Только недолго.
Киваю и захожу к своим девочкам. Замираю, когда вижу Надю со свертком в руках. Ее тонкое плечо оголено и, подойдя ближе, меня парализует, когда вижу розовые губки, которые обхватили грудь моей жены.
Никогда не думал, что кормящая женщина может быть похожа на богиню, но этот кадр. Он выбивается в моем сердце, отпечатывается в памяти.
И я дышать не могу. В груди щемит и тепло словно по всей грудной клетке распространяется.
Наконец, осмеливаюсь сделать еще один шаг. Затем еще и еще…
Пока не наклоняюсь к ним и не заглядываю в счастливые глаза жены, целую ее сухие губы, которые мне кажутся мягче шелка, наклоняюсь и вдыхаю запах нашей дочки, целую покатый лобик.
Не знаю, что в моей груди. Какие чувства. Объяснения не нахожу…
– Спасибо, – выдыхаю слово, которое никак не может передать все то, что чувствую.
Я мир готов положить к их ногам…
Улыбается моя Надя, глаза, правда, уставшие, но и в них горит искра.
– Ты придумал имя для дочки? – спрашивает, демонстрируя, что не забыла, о чем просила.
Киваю.
– Я потерял мать. Надя. Давно. Мало ее помню… – говорю, а сам касаюсь лица своей жены и вижу, как ее глаза наполняются слезами сопереживания и сожаления, так как и она теряла… – я хочу, чтобы моя дочь носила частичку имен своих бабушек.
– Бабушек? – переспрашивает, не понимает, к чему клоню.
