проницательный, мудрый, эмпатичный. Один из самых справедливых людей, что я знаю.
То, что его назначили судьёй по Олиному делу — просто чудо. По-другому не скажешь.
— Вячеслав Семёнович! — улыбнулся я, когда официант проводил в комнату Трифонова.
Судья вежливо улыбнулся в ответ, мы пожали друг другу руки. Строгий серый костюм, идеально выбритый — он всегда придавал много внимания внешнему виду. Даже стрижка была современной, несмотря на возраст. Седина не старила его, наоборот, придавала статусности.
Строгий цепкий взгляд и уверенность в каждом шаге, в каждом действии, в каждом слове — таким он был, когда мы познакомились, таким и оставался по сей день.
Судья — человек, с которым недопустимо панибратство. Он всегда держит дистанцию и призывает других об этом не забывать.
— Как твоё плечо? — поинтересовался он.
Я рефлекторно коснулся ладонью затянувшейся раны после огнестрела.
— Нормально.
— Смотрю, ты уже на работу вышел? — оглядел он мой костюм, догадавшись.
— Да.
— Рад слышать.
Нам принесли меню, но заказ мы делать не торопились. Как только официант удалился, Трифонов занял место на диванчике и взглянул мне в глаза. Взгляд тяжёлый, с долей осуждения и напряжения. Сам он виду не подавал, умело скрывал свои опасения и дискомфорт от самой ситуации, в которой оказался, не сумев отказать мне в аудиенции.
Судья положил локти на стол, сцепил пальцы в замок.
— Чем обязан?
— Вячеслав Семёнович, я хотел с вами обсудить один очень важный вопрос.
— Это как-то связано с делом Ольги Ярцевой, где ты фигурируешь, как свидетель?
— Да.
Трифонов чуть склонил голову, по взгляду я понял — он в смятении.
— Андрей, я изучил дело и не вижу для тебя никакой опасности. Ты пострадавший, получил два ранения, тебя никто ни в чём не обвиняет.
— А я пригласил вас поговорить не обо мне.
— Однако… — шумно выдохнул он и поджал губы, отчего на его лице появились напряжённые складки. — Ты пришёл просить за Ярцеву? Вообще-то её адвокат Данилов, это он тебя подослал?
Он всё неправильно понял. Нужно было срочно спасать ситуацию: снять подозрение с лучшего друга и не настроить судью против Оли.
— Нет, меня никто не посылал. Вячеслав Семёныч, я взрослый и адекватный человек, а не какой-то там мальчишка. Я всегда действую самостоятельно, и поговорить о грядущем заседании -
исключительно моя инициатива.
— Ну раз твоя… — иронично усмехнулся он.
Трифонов откинулся на спинку диванчика, скрестил руки и впился в меня недовольным взглядом.
— Давай начистоту. Что ты от меня хочешь, Андрей?
Совсем недавно я уверял Лену, что главный инструмент адвоката — слово. Умение подбирать правильные слова, аргументы, бьющие точно в цель, — это навык. И я им, к счастью, овладел в совершенстве. Я глубоко вздохнул и снял пиджак.
— Я хочу, чтобы вы на меня посмотрели.
— Прости, что?.. — опешил судья и непонимающе выгнул бровь.
Я расправил плечи, демонстрируя мускулы, обтянутые белой тканью рубашки.
— Просто посмотрите. Очевидно же, что я крепкий, здоровый мужик. Я с подросткового возраста занимаюсь кикбоксингом, однако же это меня не спасло. Я получил два ранения. А всё почему?
Потому что я был безоружен.
Трифонов начал догадываться, к чему я клоню. Слушал внимательно, не перебивал, но и не кивал, соглашаясь.
— Мускулы тебя не защитят от ножа и от пули. Такое бывает только в голливудских фильмах. Я не смог остановить вооруженного преступника. Я. Гора мышц… — шумно выдохнув, я продолжил. — А
напуганная до смерти хрупкая женщина… У неё был шанс остановить преступника, если бы не оружие? Я отвечу вам: нет. У неё на глазах помощницу держали в заложниках с приставленным к голове пистолетом. У неё на глазах ранили человека. Меня.
Трифонов чуть поднял подбородок, лицо же его оставалось невозмутимым.
— Ольга выстрелила в Антипова не потому, что хотела его убить. Не-е-ет… — и словно сам, нажав на курок, я выпалил самый главный аргумент: — Она так поступила, потому что это было необходимо.
Он прекрасно понял мой намёк. За это я его и ценил. Даже несмотря на его негодование, он улыбнулся, смягчился, но не подобрел.
Я уже расслабленно опустил плечи, как вдруг Трифонов сделался суровым и, повысив голос, отчитал меня, как мальчишку.
— А вот теперь ответь мне, будь добр. Неужели ты решил, что я некомпетентен? Не знаю законы?
Не вникаю и подробно не разбираю каждое дело?
— Нет, я так не считаю, — ответил я спокойно.
— Тогда зачем ты мне всё это говоришь?
Этот вопрос оказался сложнее всех остальных.
— Потому что я не могу спокойно стоять в стороне и смотреть, как у меня забирают любимого человека.
Даже сдержанный судья не смог скрыть удивление.
— Так вот оно что…
— Да, — кивнул я. — Мне нужна страховка. Поэтому я должен был что-то сделать.
Судья долго смотрел в одну точку, молчал, мучил меня ожиданием.
— Ты не подстраховался, Андрей, а перестраховался. Это раз, — сказал он, вселяя в меня надежду. -
И ты платишь за мой обед, это два.
Я даже сначала не понял, что он сказал. А потом до меня дошло. Я расхохотался.
— Вообще не вопрос.
— Платишь-платишь. Тебя, Гордин, проучить надо за твою дерзость, наглость и самомнение.
Выманить судью накануне заседания… 0-0-о, Гордин, ты, конечно, нахал. На всё пойдёшь, лишь бы дело выиграть, да? Даже если не ты адвокат.
Возвращаясь в офис, я чувствовал себя как никогда хорошо. Удивительно, даже мучающая всё это время боль в плече прошла. А про порез на боку я вовсе забыл.
Что же такого я сказал, отчего судья сначала взъерепенился, а после смягчился?
Я намекнул на пересмотр статьи, по которой Ольге выдвинуто обвинение.
Это наш единственный шанс. Если действия Оли признают не как превышение пределов самообороны, а как необходимую оборону, она будет оправдана.
Я верил, что и без меня Трифонов всё правильно бы понял и не увидел бы в поступке Оли преступления. Верил в его справедливость и смелость в принятии непростых решений.
Но уповать только на веру не мог, я должен был подстраховать свою любимую женщину.
Я должен её вытащить и больше никогда, никуда не отпускать.
Ольга
— Встать! Суд идёт.
Все поднялись, приветствуя судью. Меня, как опасную зверушку, изолировали в прозрачный бокс.
Все смотрели на меня: кто-то с жалостью и состраданием, чьи-то взгляды были полны равнодушия.
Было очень душно. Или мне так казалось. Накануне сдали нервы, и сейчас я больше походила на овощ, нежели на живого человека. Я так сильно устала, что не было сил даже стоять.
— Слушается дело… — начал судья, все
