Последнее, что сказал мне Таннер, это то, что он не хотел сделать мне больно.
Мне было очень сложно поверить ему.
Элизабет
Я не знала, как сказать Тристану о том, что рассказал мне Таннер. Мы ехали к маме, он понял, что Таннер сказал что-то, что беспокоило меня, но не давил, принуждая рассказать об этом. Я изо всех сил пыталась улыбаться маме и Майку вечером на их свадебном приеме, я изо всех сил пыталась казаться счастливой ради них, но глубоко в моем сердце было замешательство.
Эмма вытащила Тристана на танцпол. Я не сдержала улыбку, когда услышала начало медленной песни и увидела, как Эмма встала на его ноги. Мама подошла ко мне в своем прекрасном платье цвета слоновой кости и села рядом со мной.
— Ты не сказала мне ни слова сегодня, — сказала она. Ее улыбка была немного грустной.
— Я пришла, разве нет? Разве этого недостаточно? — большая часть меня чувствовала себя преданной из-за ее внезапной спешки со свадьбой. У нее всегда была привычка бросаться в отношения, но она едва ли была настолько сумасшедшей, чтобы пройти по проходу церкви с мужчиной, которого едва знала. Я повернулась к ней.
— Что ты делаешь, мама? Просто будь честной со мной… у тебя снова денежные трудности? Ты могла бы попросить меня о помощи.
Ее лицо покраснело от раздражения или, возможно, от гнева.
— Прекрати это, Лиз. Я не могу поверить, что из всех возможных дней, ты говоришь это мне именно сегодня.
— Просто… это все так внезапно.
— Я знаю.
— И я знаю, что у этого мужчины много денег. Посмотри на эту свадьбу.
— Деньги не имеют к этому никакого отношения, — не согласилась она. Я приподняла бровь. — Правда, не имеют.
— Тогда, что? Назови мне причину, почему ты бросилась в эту сумасшедшую авантюру, если не из-за денег. Что ты получишь от этого?
— Любовь, — прошептала она, ее губы изогнулись. — Я получаю любовь.
По какой-то непонятной причине эти слова жалили меня. Сердцу было больно из-за того, что она призналась в самой возможности любить другого мужчину, который не был моим папой.
— Как ты могла? — спросила я, мои глаза наполнились слезами. — Как ты могла просто взять и выбросить письма?
— Что?
— Папины письма. Я нашла их в мусорной корзине перед тем, как мы с Эммой переехали. Как ты могла?
Она тяжело вздохнула, соединив руки вместе.
— Лиз, я не просто выбросила их. Я читала все эти письма каждый вечер на протяжении шестнадцати лет. Каждую ночь. Сотни писем. А потом однажды я проснулась и осознала, что защитное одеяло, которое у меня было, не что иное, как костыль, который не позволяет мне жить своей собственной жизнью. Твой отец был прекрасным человеком. Он научил меня любить всем сердцем. Он научил меня отдаваться страсти. И потом я забыла. В тот день, когда он покинул меня, я забыла все, чему он учил меня. Я потеряла себя. Мне нужно было сделать шаг без костыля в попытке излечиться. Ты намного сильнее меня.
— Я все еще чувствую слабость. Почти каждый день я чувствую слабость.
Она взяла мое лицо в ладони и прижалась своим лбом к моему.
— И все-таки, ты чувствительная. Я была бесчувственной. Я не чувствовала ничего. Но ты чувствуешь. Нужно знать, каково это — быть слабым, чтобы найти свои собственные силы.
— Майк… он действительно делает тебя счастливой? — спросила я.
Ее лицо засияло.
Она действительно любила его.
Я даже не знала, что нам вновь позволено любить.
— Тристан, — спросила она. — Он делает тебя счастливой?
Я медленно кивнула.
— И это пугает тебя?
Я кивнула еще раз.
Она ухмыльнулась.
— А, тогда это значит, что ты все делаешь правильно.
— Делаю правильно что?
— Влюбляешься.
— Это так быстро… — сказала я, мой голос задрожал.
— Кто сказал?
— Я не знаю. Общество? Какое количество времени должно пройти до того, как ты начнешь снова влюбляться?
— Люди разное говорят и дают тебе всевозможные непрошенные советы и подсказки, как надо скорбеть. Они говорят тебе не встречаться ни с кем годами, дать пройти времени, но в том, что касается любви — определенного времени не существует. Единственная вещь, в которой можно посчитать любовь — удары сердца. Если ты любишь его, не преграждай этому путь. Просто позволь себе снова чувствовать.
— Есть кое-что, о чем я должна ему рассказать. Кое-что ужасное, и я думаю, что потеряю его.
Она нахмурилась.
— Что бы это ни было, если заботится о тебе так же, как и ты о нем, он поймет.
— Мама, — слезы катились из моих глаз, и я смотрела в глаза, которые были зеркальным отражением моих. — Я думала, что потеряла тебя навсегда.
— Прости, что покинула тебя, детка.
Я притянула ее в объятия.
— Это уже не важно. Ты вернулась.
***
Тристан вез нас домой после того, как я выпила слишком много бокалов вина на свадебной вечеринке, а Эмма уснула в своем кресле сразу после того, как мы уехали. Мы не говорили друг с другом, но так много было сказано, когда моя рука, которая была одинокой так долго, переплелась с пальцами Тристана.
Я не могла отвести взгляд от нашего соприкосновения. Подняв наши сплетенные руки, я легко коснулась губами его руки. Как я могла рассказать ему о Стивене и аварии?
Как я начну прощаться?
Он посмотрел на меня и подарил мне свою полуулыбку.
— Ты пьяна?
— Немного.
— Ты счастлива? — спросил он.
— Очень.
— Спасибо, что пригласила меня. Правда, думаю, мои ноги немного в синяках от того, что Эмма так много наступала на них, но мне нравится это.
— Она сходит по тебе с ума, — сказала я, глядя на его губы.
Его глаза изучали темную дорогу, когда он ответил.
— Я обожаю ее.
Ох, мое сердце. Оно остановилось. Или ускорилось. Может быть, все сразу.
Я поцеловала его руку еще раз. Мои пальцы проследили каждую линию, что пересекала его ладонь.
Когда мы добрались до моего дома, Тристан поднял Эмму и отнес ее в спальню. Пока он укладывал малышку, я наблюдала за ними, стоя в дверном проеме. Он снял с нее обувь и поставил рядом с кроватью.
— Наверное, мне стоит пойти домой, — сказал он, шагая ко мне.
— Ага, наверно.
Он улыбнулся.
— И еще раз спасибо за сегодня. Было здорово, — он запечатлел легкий поцелуй на моем лбу и прошел мимо, покидая меня. — Спокойной ночи, Лиззи.
— Нет.
— Что нет?
— Не уходи. Останься сегодня.
