заеду и мы все обсудим?
– Нет, Лен, – вытираю ладонью слезы, – я хочу поехать. Мне это надо. Понимаешь?
Кивает.
– Тогда по дороге все обсудим давай. Пойдем, – обнимает меня и мы выходим из квартиры.
Всю дорогу Лена пытается успокоить меня и дать надежду, что все поправимо. Надо лишь как-то с Амиром поговорить. Объяснить ему все. Рассказать. Ничего не скрывая на этот раз.
Я молча киваю. Сил что-либо говорить нет.
Дорога занимает много времени и мы приезжаем к серому, обветшалому зданию уже после обеда.
Выгружаем сумки и идем по двору. Лена убегает вперед, заметив директора интерната. Я иду следом. И тут до меня доносятся какие-то странные звуки. Прислушиваюсь, замедляя шаг.
– Сам виноват. На тебе! Попробуй только сказать кому-то!
И глухие удары. Я слышу их.
Не раздумывая, иду быстрым шагом на звуки. Они доносятся из-за угла. Захожу туда и вижу ужасную картину. Два пацана швыряют еще одного, но поменьше их. А тот отчаянно сопротивляется. Пытается ударить своих обидчиков. Падает и снова встает.
– Что происходит? – строго спрашиваю и иду к ним.
Те двое тут же зыркают на меня и срываются в места. Я вижу лишь их спины.
Подхожу к мальчишке. Господи, он немного выше Тамерлана. Оттряхивается, не смотрит на меня.
– Что случилось? Они избили тебя? – спрашиваю я. – Пойдем к директору.
– Нет, тетенька. Нет! – хватает меня за руку и поднимает на меня взгляд.
И словно шипом в самое сердце. Глаза. Какие же у него глаза! Кого они мне напоминают?!
– Тетенька, не надо! Это мои друзья!
– Они избили тебя, – не соглашаюсь я. – Надо воспитателям рассказать.
– Нет. Не надо. Я сам, – отступает от меня на шаг, смотрит в последний раз, разворачивается и тоже убегает.
А я стою и понять не могу, почему эта короткая встреча так взбудоражила меня. И кого же мне так напоминают эти глаза. Кого?!
– Катя! – окликает меня Лена. – Ты заблудилась?
Машет мне рукой и я, встряхнув головой, быстрым шагом иду к ней.
– Ты чего? Бледная такая. Все переживаешь? – приобнимает меня. – Не расстраивайся. Все наладится. Я в этом уверена.
– Там, – машу рукой в сторону, где была драка, – там мальчишку били. Ребята постарше. Надо воспитателям рассказать.
– Да? Ты уверена? Вообще тут строго следят за этим. Пойдем, ты все расскажешь.
Мы заходим в серое здание. Как и везде, тусклые стены, очень скромная обстановка. Идем в небольшой зал.
– Сегодня у ребят концерт, садитесь, – приветствует нас миловидная женщина, одна из воспитательниц, Людмила.
Мы с Леной садимся на стулья и смотрим на сцену.
У меня слезы наворачиваются, когда я вижу, как дети немногим старше Матвея читают стихи, поют песни. Хочется заплакать, дать волю слезам. Но нет. Нельзя.
Этим деткам и так несладко. Еще не хватало им плачущей тетки. Мы, наоборот, должны им нести положительные эмоции.
Вытираю нос и опускаю взгляд. А потом что-то заставляет меня посмотреть в сторону. Не знаю. Какая-то сила.
Поворачиваю голову и замираю. Там, в углу, возле стены, стоит тот самый мальчишка, которого я спасла на входе в здание.
Стоит один, убрав руки за спину. Смотрит исподлобья на сцену и, видимо, чувствует мой взгляд. Быстро поворачивается, хмурится и опять взгляд на сцену.
– Скажите, – шепчу я Людмиле, – а вот этот мальчик. Он кто? Давно он у вас? Как у него с ребятами?
– Какой? – она оглядывается.
Взглядом показываю на мальчугана.
– А, Сережа? Новенький. Недели две у нас. Его из Саратова к нам перевели. Хороший мальчишка. Смирный.
– А почему перевели? – я теперь не свожу взгляда с Сергея.
– Ему наблюдение у врача нужно. Что-то там у него с сердцем. Я не особо вникала. Надо у Раисы Львовны спросить.
Она еще что-то говорит, а у меня гул в голове. И перед глазами пелена.
С сердцем?
Сколько ему? Примерно столько же сколько Тамерлану. И сколько должно было быть Матвею.
Зажмуриваюсь, чтобы немного прийти в себя. А, когда открываю глаза, Сережи уже нет. Я даже привстаю с места, быстро ищу его взглядом. Но его нигде нет.
– Кать, ты чего? – дергает меня за руку Лена и я сажусь на стул.
Кое-как досматриваю представление, постоянно оглядываясь. Сережи нигде не появляется.
Потом мы общаемся с детьми. Они много рассказывают нам, показывают свои рисунки и поделки.
Я тщетно пытаюсь найти Сережу.
Нет его!
Мы еще около часа проводим в интернате, а потом собираемся ехать домой.
– Лен, я в туалет, – шепчу я и выхожу.
Опустив голову, иду по узкому полутемному коридору. Поднимаю взгляд и замечаю что-то странное в отблеске окна. Прищуриваюсь. Да там кто-то сидит. Прямо на подоконнике с ногами и смотрит в окно. Кто-то маленький.
Иду туда.
– Ты почему не со всеми?
Мальчишка тут же вздрагивает и спрыгивает с подоконника. Подозрительно смотрит на меня. Не отвечает.
– Меня Катя зовут. А ты Сережа. Да? – улыбаюсь и протягиваю ему руку.
– Откуда вы знаете? – он продолжает хмуриться.
– Так почему ты не в зале?
– Не хочется. Мне не интересно.
– Нет друзей тут, да? – пытаюсь приобнять его за плечи, но он стряхивает мою руку.
И я замечаю, что на его рубашке нет верхних пуговиц. Когда Сережа дергает плечом, чтобы убрать мою руку с себя, то мне в глаза врезается шрам на груди. Небольшая полоска, выступающая из рубашки.
Сердце начинает биться чаще и дыхание срывает. Тянусь пальцами к шраму, но мальчишка отпрыгивает от меня.
– Сережа, – я откашливаюсь, потому что голос словно сел. – Это мальчишки сделали?
– Нет, – зло отвечает он. – Это у меня с рождения. Мне пора.
Разворачивается и бежит. И я хочу побежать за ним. И не могу. Ноги словно вросли в пол.
Пошевелиться не могу.
Что со мной?
Ну да, мне же сказали, что у мальчика проблемы с сердцем. Наверное, операция была. Как у Матвея…
Вот, почему я так реагирую. Я просто провожу аналогию.
Тру глаза, пытаясь прийти в себя.
Надо будет поговорить с воспитателями. Узнать, что можно сделать для малыша. Мне почему-то очень хочется помочь ему. Ведь на его месте мог быть Матвей…
Глубоко вдыхаю и медленно выдыхаю.
Все, Катя. Надо успокоиться. Ты и мальчишку, вон, испугала своим поведением.
Еще раз смотрю в ту сторону, куда убежал Сережа, и иду к туалетам.
Домой Лена привозит меня уже почти ночью. Я прощаюсь с ней и захожу в подъезд. Поднимаюсь по лестнице вся в своих мыслях.
Что делать дальше, я не знаю. И Сережа не выходит из головы.
Уже перед самой квартирой вдруг передо мной
