— Кхм… Геля, — прохрипел я, услышал что издало горло, сдавая мое состояние, и кашлянул, пытаясь вернуть себе голос. — Я тебе принес одежду. Чистую. И нормальную.
Вторую часть получилось произнести немногим лучше, но вряд ли Кошка не заметила мой первоначальный тон. Заметила и подколола так жестко, что я завис и не сразу нашелся с ответом.
— Тебе не нравлюсь я в халате или то, что под ним ничего нет? — хитрющие глаза в одно мгновение нашли мои, а на губах заиграла лукавая улыбка, когда я сперва кивнул, а потом замотал головой. — Совунчик, а можно я тебя кое-что спрошу?
— Что? — вцепившись в принесенные джинсы, я отшатнулся назад, прикипев взглядом к пальцам неторопливо расстегивающим пуговку.
— Ты хочешь посмотреть как я переодеваюсь? Хочешь ведь, Совунчик? — пальцы скользнули к следующей пуговке и я судорожно сглотнул, слыша лишь гул в ушах. — Я же тебе нравлюсь. Очень нравлюсь. Да? — потянув из моей руки майку, развернулась, вздохнув, и медленно повела плечами, оголяя спину. — Можешь не отворачиваться, если нравлюсь.
Вряд ли я отдавал себе отчёт и смог отвернуться или хотя бы закрыть глаза. Я смотрел, как завороженный, на обнажившиеся лопатки. Забыв обо всем на свете, даже о том как дышать, смотрел на появляющиеся из-под ткани новые следы лапок на позвоночнике и не мог отвести от них взгляда. Меня тянуло прикоснуться и провести пальцами по позвонкам, спуститься прикосновениями ниже. Тянуло подойти и вдохнуть запах ее кожи и волос Скользнуть по плечам к груди и снова почувствовать ее упругую тяжесть. Тянуло попробовать ее тепло, прижаться к ней губами, чтобы потом поцеловать ещё раз и еще. Я чувствовал, знал, что одним поцелуем не смогу притупить давно зашкалившее чувство голода. И дело не в том, что у меня давно не было секса. Нет. Этот голод вызывала Кошка. Так, как никакая другая, она провоцировала меня сделать хоть что-нибудь, только я не был уверен, что разрешит подойти и попробовать поцеловать, не вывернув все в какой-нибудь жёсткий прикол. А мои ноги отказывались слушаться, будто налились свинцом, собственное тело застыло, ловя каждое движение ее рук, вслушиваясь в тихий шелест майки. Кажется я не услышал шепот Кошки, попросившей подать ей джинсы, просто протянул руку и снова застыл, пожирая взглядом уже ее ягодицы, бедра, россыпь родинок над сгибом колена…
— Совунчик?
— Я… — помотав головой, я закрыл глаза и попытался досчитать до десяти. Потом повторил снова. Открыл глаза и не смог ничего сказать, утонув в серо-зеленом омуте.
Все время пока мы наводили порядок в холодильнике у меня перед глазами стояла статья, которую мне прислал Люк. Я помнил в ней каждое слово, каждую запятую, все симптомы и проявления филофобии. Чёртово проклятие или феноменальная память на прочитанное хоть раз сейчас сыграла со мной злую шутку. Я примерял приведенное в статье на себя и злился, находя подтверждение прочитанному. Все сходилось. Абсолютно все сходилось и объясняло абсолютно все. И наши недоотношения с Крис, и наши ссоры каждые два месяца, и то, что я с лёгкостью про них забывал. Ведь подсознательно знал, что пройдет время, случится какая-нибудь мелочь и дальше мы обязательно поссоримся. Вот только ссорились мы не из-за мелочей, а потому что я хотел поссориться. Хотел пожить несколько дней в гордом одиночестве, надышаться свободой и отсутствием обязательств. Понимал ли тогда? Нет. Не задумывался. А сейчас? Что изменилось сейчас? Прочитанная статья ничего не изменила. Даже Кошка ничего не изменила. Изменилось мое отношение. К тому, что может произойти между мной и ей. То, после чего отношения начнут душить, и я снова начну искать причины посраться. Вот только примеряя на себя эту несостоявшуюся ссору, я не хотел ссориться. Не хотел, чтобы Кошка паковала чемоданы и уезжала. Не хотел. Я хотел другого. И в то же время догадывался чем закончится это другое.
"Страдающий филофобией стремится разрушать все отношения, которые возникают с привлекательными для него людьми. Он делает это осознанно или подсознательно, причем в основном в самом начале симпатии. Комфортнее всего филофобу с человеком, к которому он не рискует привязаться."
А я привязался?
Бросив быстрый взгляд на Кошку, протирающую мокрой тряпкой последние бутылки, отвел глаза раньше, чем заметит и посмотрит в ответ, и скрежетнул зубами. Привязался. Ещё несильно, но уже достаточно для того, чтобы совсем скоро все пошло под откос. Я начну докапываться, стану стебать жёстче. Сам того не понимая, а может и понимая, буду намекать, что лимит выбран и кому-то пора собирать вещи и валить. Хотя бы на неделю. С Крис мне хватало недели, чтобы продышаться. Только Геля не Крис. И я не уверен, что Кошка вернётся. Даже больше — знаю, что не вернётся, если ее выгоню я. Пиздец. Полнейший пиздец.
— Завязывай, Гель. Слишком хорошо — тоже плохо, — забираю тряпку из ее рук и подталкиваю на выход. — Иди в бар и сделай нам кофе. Уже дрожишь вся. Я закину твои вещи в стиралку и приду.
— Совунчик? Ты чего, Совунчик? — тревожный взгляд бьет куда-то под сердце, и я отвожу глаза первым, бурча в ответ:
— Гель, не упирайся и будь аккуратнее в следующий раз. Ты могла порезаться.
Под самое закрытие смены пробиваю и вкладываю в кассу стоимость разбитого Кошкой пива из чаевых. Ставлю две кружки на поддон кофемашины и невольно кошусь в сторону натирающей стойку девчонки.
"Можешь не отворачиваться, если нравлюсь."
Нравишься. Гораздо больше, чем просто соседка или напарница. Настолько, что впервые задумываюсь смогу ли не разрушить ещё не начавшиеся отношения. И есть ли вообще эти отношения или все происходящее для Кошки не больше, чем веселье. Я не знаю. Не знаю, но выкладываю кошколадку на блюдце, половиню оставшиеся чаевые и вкладываю их в бокал Гели.
— Убери, Денис.
Полное имя режет слух, только я мотаю головой.
— Денис! — повторяет с такой концентрацией яда в каждой букве, что меня корежит до зубовного скрежета.
— Мы напарники и я так решил!
— Смена закончилась и мы уже не напарники!
— А кто мы?
— Не знаю. Я знаю кто мне ты, а кто тебе я… — Кошка замолкает на полуслове и со злостью смотрит на деньги в бокале. — Это твои чаевые, Денис. Хочешь меня обидеть?
— Я сказал…
— Нет! — отрубает и чуть не по слогам вдалбливает мне в мозг. — Мы напарники на смене. Смена закончилась. Да даже если и на смене подложишь хоть копейку…
— То что? Обидишься? — спрашиваю с вызовом и скрежещу зубами от простоты и очевидности шантажа:
— Уволюсь!
— Только попробуй.
— А ты оставь в бокале свои чаевые, Денис, и завтра увидишь попробовала я или нет, — сверкнув глазами, Кошка потянулась к стопке бумаге и тихо произнесла. — Если ты хочешь, чтобы я осталась, просто забери свои деньги. Или не мешай мне уйти.
— Ты хочешь уйти?
— А ты хочешь, чтобы я ушла?
— Геля!
— Не ори! Просто ответь, Денис! — вспылила Кошка. — Сколько раз мне ещё назвать тебя Денисом, чтобы до тебя наконец дошло, что тебе нравится Совунчик, а не Денис!? Нравится?
— Да! Нравится! — выпалил я, перевернул бокал, вытряхивая из него купюры, забрал свои и со злостью прорычал. — Этого хотела? Молодец! Добилась! Я даже не думал тебя этим обижать, а ты…
Закончить фразу я не успел. Теплые и нежные губы аккуратно коснулись моих и прошептали на выдохе:
— Совунчик.
37. Вместо тысячи слов
POV. Геля
Я отстраняюсь раньше, чем Совунчик снова вспомнит про камеры и оттолкнет меня. Отхожу на два шага назад, после еще на шаг, но и на таком расстоянии боюсь посмотреть ему в глаза. Смелости хватает лишь на быстрый взгляд на приоткрывшиеся и застывшие в удивлении губы и дернувшуюся к ним ладонь.
“Сейчас проведет пальцами, стирая поцелуй, и все… Не задумываясь, проведет…”
Сердце от этой мысли запинается, леденея, а глаза закрываются и опускаются в пол, чтобы обмануться и не увидеть этого движения. Самого страшного для меня движения. Если увижу, не смогу убедить себя в том, что его не было. Для меня не было.
