В груди снова удар. Губы чертят по губам, ища подвох.
"Я соскочу. Только ещё немного…"
Вдох.
Нет ни слов. Нет ни мыслей. Только все растущий гул и такое приятное тепло. Оно появилось где-то внутри. Слишком внутри, чтобы понять от чего. Можно лишь чувствовать. И я хочу его почувствовать. Ведь я успею понять и соскочить. Я успею…
Под пальцами давно закончилась ткань куртки. Под пальцами искрятся мурашки. Каждая что-то мне шепчет. Что-то неслышное и дурманящее. Так же, как шепчут губы, и я прихватываю их снова и снова. Пробую их нежность. Пробую их услышать. Ведь я успею соскочить. Только пойму что именно они шепчут и почему от этого шёпота внутри расцветает теплое облако.
— Поцелуй меня, Совунчик… Ты же хочешь поцеловать… Так поцелуй…
Шепот.
Сквозь гул.
Куда-то глубже чем в грудь.
Прямиком в эпицентр тепла.
И от этого шёпота сердце ударяется громче. Так сильно, что меня толкает вперёд. Навстречу этому шёпоту. Ближе к шепчущим мне губам.
"Поцелуй… Всего один поцелуй… Я соскочу… Я успею соскочить до того, как все пущу под откос… Я успею."
И я целую. Целую, дурея от того, как под подушечками пальцев вспыхивают мурашки на шее Гели. Глохну от гула нервов и мышц. Вспыхивая от раздувающегося и наливающегося огнем облака. И оно шпарит сильнее, раздуваясь под кожей так, что мне становится мало чувствовать мурашки кончиками пальцев, а губам уже не хватает того мгновения, которое я им отвел. Оглушающий удар сердца и голодное, урчащее:
"Поцелуй! Да! Поцелуй! Ещё поцелуй!"
Мой жадный вдох. Следом такой же вдох Гели.
Пьяная поволока в ее серо-зеленых глазах и еле слышное, но такое дурманящее:
— Ещё, Совунчик…
Приоткрытые губы.
"Хочу."
Трепещущие ресницы.
"Хочу!"
И ревущее пламя внутри:
"Ещё? Да! Ещё! Ещё! Ещё!!!"
Снова целую.
Нет, не целую.
Я пью ее губы. Уже без оглядки на то, что сорвался. Наплевав, что перешагнул ту грань, за которой уже не получится остановиться и захочется только большего. Ведь я хочу этого большего. Да хочу! Пусть будет это большее, а с филофобией что-нибудь придумаю. Как-нибудь вылечусь, чтобы она не порушила все к чертям, а я смог снова и снова целовать эти пьяные губы. Чтобы мог вдыхать их тепло, от которого внутри рвутся нервы и мышцы.
Гулкий удар. Жадный вдох. Рваный выдох.
Чей? Мне не важно. Все мысли давно исчезли. Кроме одной. Той, что шепчу перед тем как снова сорвусь в пьяный угар поцелуев:
— Не уходи… Кошка, только не уходи…
38. Бессмертная. POV. Геля
Яркий росчерк света мазнул по стене и пригвоздил нас с Совунчиком в самый неподходящий момент. Я не особо понимала что произошло, лишь жадно вдохнула воздуха, чтобы снова с головой нырнуть в омут поцелуев, как бац, меня ослепило и губы опалило не голодым поцелуем, а злым шипением, в котором только и смогла разобрать:
— … Люк, блядь!
— А? — растерянно протянула я, одновременно щурясь и смрагивая пелену перед глазами.
Она медленно, будто нехотя, отступала, и сперва я увидела разочарованное лицо Совунчика и его плотно сжатые губы, после за ним две фары и силуэт автомобиля, а через мгновение темное приближающееся пятно, которое при ближайшем рассмотрении оказалось Лукашиком со свертком в одной руке и двумя продолговатыми коробками в другой.
— Как знал, что успею! Привет, Кошка, — весело поздоровался парень, — а я в магазин э-э-эм… — поперхнулся, увидев мои осоловелые глаза и суетливо одернутые руки Совунчика, и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, торопливо зашагал обратно. — Меня не было и я ничего не видел. Заеду… когда позвоните.
— Да стой уже, — рявкнул Денис и протяжно выдохнул, перед тем как отойти от меня и наклониться за выроненным им пакетом с моими вещами. — Позвонить не мог? — спросил и уже тише попросил, — Гель, ты не замерзла?
— А? — снова не поняла чего от меня хотят и пару раз хлопнула ресницами переводя взгляд с Совунчика на стоящего ко мне спиной Луку и обратно. — Что?
— Застегнись, — одними губами прошептал Денис, глазами показывая на молнию, какими-то образом оказавшуюся на треть расстёгнутой.
— Ой…
Нащупав неслушающимися пальцами собачку, я дернула ее вверх и торопливо попыталась привести себя в порядок. После вцепилась в протянутый пакет и чуть ли не пулей запрыгнула в машину на заднее сиденье, не понимая что такого предрассудки тельного мог увидеть Лукашик и почему вдруг Совунчика это стало волновать.
— Сейчас прогреется и станет теплее. Посиди, — негромко произнес он, заводя двигатель и выкручивая регулятор температуры печки на максимум.
Хлопнул дверью, оставляя меня в машине, а сам отошёл к другу и что-то со злостью начал ему выговаривать, отрицательно дёрнув подбородком в ответ на предложенную пачку сигарет.
И ведь вот что странно. Меня не ни капли не волновало то, о чем разговаривали парни — определенно это касалось меня, Совунчика и того, что Лукашик нас увидел. Больше меня поразило другое — с каким раздражением Денис отчитывал своего друга, а тот — вообще непонятно почему, — лишь виновато пожал плечами и даже засобирался куда-то идти. И ведь всерьез пошел бы, не окликни его Денис.
— Люк, блин! — донеслось до меня сквозь громкий шум вентиляторов, и парень с поникшим выражением лица поплелся к пассажирской двери.
Уселся на сиденье, не зная куда пристроить свои коробки и свёрток, а когда я предложила отдать их мне, так и вовсе превратился в молчаливую и очень виноватую статую.
— Лукашик, а я сегодня два ящика пива расколошматила, — произнесла с гордостью, пробуя разрядить неловкую тишину своим крайне сомнительным "достижением".
— Угу, — кивнул парень.
— "Гиннес", прикинь, — уточнила и пихнула Луку в плечо. — Эй, ну хватит, — после повторила это с Совунчиком и надулась. — Чего как маленькие-то? Ну подумаешь увидел, что мы целовались. Пф-ф-ф. Мы же не любовью на капоте Старичка занимались, — улыбнулась раздавшемуся перханью обоих парней и мечтательно протянула. — А вот интересно… Это вообще удобно?
— Геля! — взрыкнул Совунчик, бросив крайне выразительный взгляд на меня сквозь зеркало заднего вида.
— А что? Ну вот интересно же, — не обратила внимания и снова похлопала Лукашика по плечу. — Признавайся, Лукашик, ты пробовал на капоте интимиться?
— Я? — закашлялся, краснея, и так отчаянно замотал головой, что я бы в жизни не поверила, что сейчас это движение отражает реальную действительность.
— Да ладно!? Что, вот вообще ни разу? Да не поверю. И как? Удобно? — принялась допытываться с вполне себе живым интересом, а не просто так, чтобы разболтать обоих молчунов. Обняла ткнула за шею Совунчика и прошептала ему на ухо, слегка куснув за мочку. — А я знаю, что Лукашик свистит. Вот уверена, он раза два или три точно чпокал кого-то на капоте. Я следы от ногтей на нем видела. Значит что? Значит девочке это понравилось. Вот!
— Да нет там никаких следов! — вспыхнул Лука. — Я спецом проверял! — выпалил, одновременно оправдываясь и сдавая себя с потрохами, а Совунчик взорвался хохотом, мотая головой:
— Люк, как тебя развели!? Га-га-га! И как ее звали? Случайно не та с Феста, с бодиартом, которой ты так старательно заливал про "кэнди"?
— Да идите вы оба! — окончательно зарделся парень, отворачиваясь к окну. — Много вы понимаете. Придурки озабоченные.
— Ага! — повеселела я, громко чмокнула Совунчика в щеку и еле слышно прошептала. — Я бы с тобой попробовала.
И стоило это произнести, как через мгновение меня буквально вдавило в спинку водительского сиденья, а Лукашик что-то испуганно вскрикнул, одновременно хватая полетевшие с колен коробки и упираясь ладонью в панель над бардачком.
— Ден, блядь! Ты совсем!? — повернулся и, шумно выдохнув, спросил. — Ты чего в пол тормозил? Дорога же пустая!
— Кошка… выскочила, — едва шевеля губами ответил Совунчик, посмотрел на меня ошалелыми глазами и, кажется, никак не мог понять, показалось ему или я действительно сказала то, что он услышал.
