за все эти месяцы.
Кэсс, может, и была молода, но она не была похожа на других женщин ее возраста, незрелых и склонных к драмам. Она, черт возьми, точно не была такой, каким я был в этом же возрасте: диким и безрассудным. Это тоже было чертовски хорошо. Любая другая женщина не осталась бы со мной. Она бы не стала терпеть мое дерьмо.
И я бы скучал по этому. Я бы скучал по своей Серафине.
Черт, я был чертовым дураком.
Эмметт отпустил Кэсс, затем хлопнул меня по плечу, проходя мимо спинки дивана.
— Я направляюсь в «Бетси» сегодня вечером, на случай, если ты захочешь чего-нибудь выпить. Выйти из дома на минутку.
— Хорошо. Спасибо, что пришел.
Он улыбнулся Серафине.
— Не трудно проводить с ней время, когда она спит.
Эмметт вышел из дома, когда подошла Кэсс и посмотрела на нашу дочь сверху вниз.
— Ты не очень долго спала, — сказал я.
— Я не могу отключить свой разум. Я как будто знаю, что сейчас день, и, хотя я устала, я думаю, что мне следует проснуться. Я могла бы подольше принять ванну и почитать, прежде чем она проснется. Это нормально?
— Конечно. Я побуду с ней.
Она протянула руку и провела по моим волосам.
— Я знаю.
Одно прикосновение — это все, что я успел получить, прежде чем она исчезла в спальне.
С тех пор как она переехала обратно, мы стали ночевать в главной спальне. Не было смысла спать — пытаться спать — в разных комнатах, когда мы были вместе, когда бы Серафина ни просыпалась. Поэтому мы поставили люльку рядом с моей кроватью, и в ней Серафина останется до тех пор, пока нам не станет удобно разрешать ей спать в другой комнате.
Кэсс спала рядом со мной каждую ночь, каждый из нас утыкался лицом в свою подушку. И, кроме случайных поцелуев в висок или лоб, я старался давать ей пространство. Ни к чему не принуждать. Даже секс сейчас не был на моем радаре — дело было не в нем. Мне просто нужно было быть рядом с ней. Всегда быть рядом.
То же самое было и с Серафиной.
Ночь, когда она родилась, те долгие часы, которые я не спал, держа ее на руках, изменили все. Я смотрел на ее драгоценное личико, потерявшееся в таком крошечном человечке. Моем человечке. Я представлял, что сказал бы Дрейвен, жалея, что его не было рядом, чтобы познакомиться с ней.
Он бы надрал мне задницу за то, как я вел себя в последнее время. Он бы ударил меня по лицу и сказал, будь мужчиной, Лео. Когда я сидел на больничной койке, его голос звучал в моей голове так громко и отчетливо, что я мог поклясться, что он доносился из коридора.
Все это время я боялся, что окажусь собственным отцом, эгоистичным ублюдком, который подвел своего ребенка. Но он не был моим отцом.
Дрейвен занял это место.
И я не стану своим собственным отцом. Я стану Дрейвеном.
Чтобы открыть глаза мне понадобилась моя малышка. Если Дрейвен наблюдал за мной, я не собирался его разочаровывать.
Или Кэсс.
Я осторожно просунул руки под Серафину, стараясь изо всех сил не разбудить ее, пока шел по коридору в спальню. Затем я положил ее в люльку, затаив дыхание, когда она на мгновение поерзала, прежде чем устроиться поудобнее и уснуть.
Не то чтобы мне было о чем беспокоиться. Солнце встало, следовательно, она будет спать.
Кран в ванной закрылся, и я подошел к двери как раз в тот момент, когда Кэсс погрузилась в белую ванну.
Она протянула руку через бортик, чтобы дотянуться до книги, лежащей на маленьком табурете рядом с ванной, но не смогла до нее дотронуться.
— Уф.
— Я подам.
Ее лицо повернулось ко мне, когда я вошел и взял книгу, открывая ее на странице, которую она заложила закладкой.
— Я не продумала это до конца. — Она подняла руки, обе мокрые.
— Все в порядке. Просто расслабься. — Я сел на табурет и начал с начала страницы, читая Кэсс, пока она сидела, прислонившись головой к бортику ванны.
Книга была о Второй мировой войне, но по мере того, как проходили страницы, я не впитывал слова так, как если бы читал ее сам. Я был слишком занят, стараясь не заикаться и не торопиться с выводами, чтобы вникнуть в них.
Это была ее область знаний. Книги. История. Изучение.
Я был просто механиком-головорезом, изо всех сил старающимся не дать нервозности проявиться в голосе или дрожи в руках, когда переворачивал страницу.
Никогда в своей жизни я не чувствовал себя более уязвимым, чем в этот момент, читая книгу Кэсс, пока она слушала.
На полу зазвонил ее телефон.
Кэсс выпрямилась, потянувшись за телефоном, но я опередил ее, прочитав сообщение.
— Это твоя мама. Она говорит, что они принесут ужин сегодня вечером. Около пяти.
— Хорошо. — Она снова расслабилась в воде, положив щеку и руки на край. Ее глаза встретились с моими, цвет их был таким же нежным, как у лучшего виски. Ее щеки раскраснелись, как персиковые розы, которые Эмметт принес ей сегодня. Ее волосы были собраны в пучок, и лишь несколько завитков касались поверхности воды.
— Ты прекрасна. — Я поймал капельку воды у нее на подбородке.
— Мне так не кажется.
— Тогда поверь мне, когда я говорю, что ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел в своей жизни.
Ее глаза наполнились слезами. Было много слез, в основном от разочарования и усталости в ночные часы, когда Серафина не спала или, когда Кэсс изо всех сил пыталась кормить грудью.
Я взял книгу, прочитал еще несколько страниц, пока она не остановила меня в конце главы.
— Ты не рассказываешь о своих родителях, — прошептала она.
— Нет. — Я закрыл книгу и отложил ее в сторону, наклонившись вперед. — Я не близок со своей матерью.
— А с отцом?
— Я не видел его и не разговаривал с ним с тех пор, как мне исполнилось двенадцать.
— Мне жаль.
— Это не твоя вина. — Я вздохнул, не желая вдаваться в подробности, но я также не стал бы отказывать Кэсс в ее любопытстве. — Мой отец был пьяницей и бабником. Полагаю, яблоко от яблони недалеко упало.
— Ты считаешь себя пьяницей?
— Нет. Но я сомневаюсь, что и он считал себя таковым. Он никогда не жил с нами, поэтому я плохо его знал. Они с мамой не были женаты. Я не знаю, какие у них
