Хмуриться она не перестала.
– Ты не принимаешь упоротых решений, – строго сказала она.
– Хло, мы только что это обсудили. – Рэд пошевелил татуированными пальцами и приподнял брови. Когда она рассмеялась, внезапная тяжесть в его груди рассеялась. Он снова чувствовал одну лишь легкость: – Ладно, теперь моя очередь. Что же я хочу спросить? – задумчиво протянул он, будто его вовсе не переполняли бесчисленные вопросы к этой женщине. Будто он не мог на многие часы провалиться в кроличью нору ее загадок. – Раз уж мы заговорили о неловких моментах из детства… когда ты впервые поцеловалась?
Хлоя рассмеялась:
– Кто сказал, что это было в детстве? Может, я впервые поцеловалась в двадцать.
– Правда?
– Нет. – Теперь ее голос звучал ярко и словно искрился.
Рэд слышал ее улыбку, хоть и не видел, слишком занятый наблюдением за маршмэллоу и разглядыванием электрически-мягкой текстуры ее волос. Потом она откинула голову ему на плечо, и Рэду открылся прекрасный вид на эту беззаботную улыбку и сияющие глаза. Все сделалось пуговично-розовым, будто Купидон только что выстрелил ему в зад.
– Мне было шестнадцать, я была на вечеринке с подругой. Мы играли в правду или желание, и кому-то загадали меня поцеловать. Все прошло неплохо, наверное, потому, что остаток вечера я провела засунув язык этому типу в глотку.
– Видишь, вот тут я и просчитался. Заставил тебя отвечать на вопросы, а стоило бы играть в правду или желание.
Она шлепнула его по бедру:
– Меня не нужно заставлять целовать тебя.
– Что ж, в таком случае… – пробормотал Рэд.
Он положил ладонь на ее живот исключительно по той причине, что ему нравилось его тепло и мягкость и тот факт, что это часть Хлои. Наклонил голову, коснулся губами ее щеки, и это чувство напоминало самый приятный на свете удар под дых. Этого было достаточно: одно прикосновение – и его член уже, вероятно, упирается ей в поясницу. Но она, кажется, не возражала, потому что утопила пальцы в его волосах, притянула ближе и прижалась своими губами к его. На несколько бесценных, идеальных секунд ее язык осторожно, но требовательно скользнул ему в рот. Все было таким же ярким, как ее полуночные глаза, таким же восхитительным, как ее бедра, таким же настойчивым, как его желание.
Потом она отстранилась и сказала:
– Моя очередь.
Слегка поплыв, Рэд пробормотал:
– Эм. Точно. Да.
– Тебе нравится твой сайт?
Он моргнул, потом разразился смехом:
– В каком смысле – нравится ли он мне? Ты что, не видела семьдесят моих гребаных сообщений?
Хлоя только вчера отправила ему ссылку на предпросмотр, во время их растянувшейся на весь день виртуальной беседы. И, несмотря на то что ей еще нужно было сделать всякую техническую хрень, Рэд считал, что все выглядит идеально. Просто… идеально. Настолько, что, если он думал об этом чуть дольше, грудь начинало сдавливать, а в горле от всей надежды и благодарности вставал комок: мечты оказались не так уж и неосуществимы.
– Там не былосемидесятисообщений, – сказала Хлоя. – Скорее штук пять. Но я знаю, что тебе не хотелось бы ранить мои чувства, а в сообщениях врать легко, так что…
– Эй! – Рэд крепко обнял ее, прижимая к груди и приподнимая ее подбородок, пока она не встретилась с ним взглядом. – Я тебе не вру. Хорошо? Просто не вру, и все.
Хлоя прикусила губы, но это не смогло спрятать ее улыбки:
– Хорошо.
– Мне он нравится.
– Ладно. Можно мне задать еще вопрос?
Рэд приподнял бровь:
– Я думал, мы спрашиваем по очереди?
На ее лице появилось задумчивое выражение:
– Может, этот вопрос не часть игры. Я хотела узнать… – Казалось, она одним вдохом собрала всю свою смелость. – Я хотела узнать, что случилось с тобой в Лондоне. Что случилось с твоей карьерой.
А. Рэд посмотрел на кроны деревьев, рождающуюся над ними ночь и звезды, начинающие проявляться, мерцая, как тысяча ярко-белых свечей.
– Маршмэллоу горит, – мягко сказала Хлоя.
– Ох, блин. – Он спустился с небес на землю, выдернул последний маршмэллоу из огня и уставился на тлеющий шарик: – Э…
– Ничего. Я все равно съем. Ты мне ответишь? Это необязательно.
Но Рэд собирался ответить, потому что любил ее.
Эта мысль заставила его оцепенеть на секунду, прежде чем окутать, как мягкое одеяло. Прежде чем стать утешением, помогающим ему понять, чту сказать. Он любил Хлою. Он любил Хлою, как любил пустой холст, законченную работу и все будоражащие, болезненные, медленно-быстрые мгновения между. Он любил Хлою, как любил мчаться через ночь на своем Триумфе, чувствуя себя живым в движении, раз уж не мог чувствовать себя живым изнутри. Он любил Хлою так, будто каждый сердитый взгляд, который она кидала на него, был поцелуем, а каждый поцелуй, которым она его одаривала, был крошечной частичкой ее сердца в его ладонях.
Рэд отвел ее косу в сторону и поцеловал затылок, мягкий и уязвимый. Последний раз, когда он касался Хлои губами, целых пять минут назад, он еще не знал, что любит ее. Он задумался, почувствует ли она разницу. Скорее всего, нет. Потому что у него было ощущение, что он уже некоторое время целовал ее с любовью, хоть сам он заметил это только сейчас.
– Рэд, – пробормотала она с резким сожалением в голосе, потому что решила, что ранила его.
– Все нормально, – сказал он. – Все нормально. – И это правда было так.
Если он сорвет этот пластырь, как большой мальчик, дело будет сделано, и он сможет наслаждаться тем фактом, что она спросила его, что ей хотелось знать о его спрятанных сторонах, сторонах, которые никому не помогали и не заставляли никого улыбаться. Сторонах, не пригодных для выставки.
– Я поехал в Лондон, потому что думал, что так надо. Провел там несколько лет, пытаясь пробиться в мир, который вовсе не ждал меня с распростертыми объятиями. Устраивался разнорабочим, чтобы добыть денег на жизнь, а по вечерам бегал по галереям и направо-налево раздавал свои визитки – которые, вообще-то, были бумажками, поскольку… – Рэд рассмеялся, потому что это было забавно, хотя в то время это его здорово смущало: – Поскольку я сделал их сам на библиотечном компьютере – в ворде, короче говоря. Печатал по восемь штук на странице, потом разрезал. – Он покачал головой. – Прикола соцсетей я никогда не понимал, но это сделало бы мою жизнь гораздо легче.
– Ты и впрямь технофоб, – с триумфом сказала Хлоя. – Я так и знала!
– Возможно, – признал он. – Может, самую малость.
– Что ж, тебе повезло, что у тебя есть я, и я буду вести твой сайт, – самодовольно сказала она.
И его, как молнией, пронзило счастьем, потому что он был уверен – охренеть как уверен, – что она не имела в виду просто «Я помогаю своим клиентам на долгосрочной основе». Его мозг выцепил четыре слова, раздул их, и они засияли тысячей разных красок: «У тебя есть я».
Знала ли Хлоя, что он тоже есть у нее – что бы ни случилось? Она осторожничала, когда разговор заходил о подобных вещах. Если он скажет ей, какие чувства горят у него в груди, она может перепугаться.
Сначала нужно показать. Дать ей привыкнуть к этой мысли. Рэд хотел прижать ее к себе и сказать, что у нее есть он и что она может вовлекать его во все свои дикие планы во веки веков, аминь. Вместо этого он поцеловал ее в висок и продолжил рассказывать:
– В конце концов мои старомодные способы сработали – или, по крайней мере, мне так показалось. Однажды я встретил женщину – она шла с какой-то гламурной вечеринки. Ее звали Пиппа. Ей захотелось взглянуть на мои картины. Я спросил, где она работает, а она засмеялась и сказала, чтонеработает. Но я все равно показал ей, потому что она была уверенной, а я – в отчаянии.
Он почувствовал, как Хлоя напряглась, будто беспокоясь о том, что будет дальше. Ему захотелось снова поцеловать ее. Но в утешении, которое она предлагала, было слишком легко спрятаться, так что Рэд подавил свой порыв и продолжил говорить:
– Короче говоря, мы с ней сошлись. Оказалось, ее отец был арт-дилером, и ему понравились мои работы. Она возила меня везде, и люди, вместо того чтобы насмехаться или гнать меня взашей, слушали, когда я говорил. Я наконец начал получать достаточно, чтобы бросить подработки и сосредоточиться на картинах. Все было шикарно. Все было идеально. Кроме Пиппы. Она была… что ж, она надо мной издевалась.
