захочешь.
— Не просто видеть, — попытался улыбнуться он. — А еще вдоволь нацеловаться. Я так еще никогда…
И, несмотря на распухшие губы, прильнул к моим.
Старый Новый Год встречали уже все вместе. И мы с Максимом, и Танька с Русланом, и наши дети. И даже Машка с Толяном. Мы такой стол накрыли — умереть — не встать! Все нас хвалили. Мы с Танюхой принарядились, от нее вообще глаз не отвести — какая она красивая, оказывается! Глазищи зеленые, как два малахита. Причесочку такую сделала, прям королева. И Руслан, видно, от нее голову потерял. Все: «дорогая» и «золотко». Руки целует. Замуж-таки позвал. Она же думала, что он так, пошутил, вот и оторвалась, как в последний раз — весь свой богатый опыт продемонстрировала. А он и не шутил, оказался мужик железобетонный. Еще и авторитет какой-то в своих кругах. И Танька мне так по секрету в ванной шепнула:
— Это я теперь, получается, авторитетшей буду? А что, у меня получится!
И пока я хохотала, тихонечко пропела:
— У меня милок крутой,
Пусть не беспокоится,
Кто пойдет против него –
Тот пиздой накроется!
Ну а что, вон Пугачевой можно, а ей нельзя, что ли? У них всего семь лет разницы! Но, сдается мне, у Руслана не было шансов соскочить…
А у нас с Максимом все в порядке. Предложил пожить вместе. Ну, пока развод оформляет. Говорит, что любит. Может, и врет, но…
А хули нам, красивым бабам!
То была не сказочка. То была смазочка. (С) Джентельмены
Говорят, без разницы, как ты воспитываешь ребенка, все равно ему будет о чем рассказать психологу.
У меня так точно было, что рассказать. Но не было средств на психолога, поэтому я завела себе воображаемого. В виртуальном пространстве моей головы обустроился уютный кабинет, непременно с мягким велюровым диванчиком, высокими строгими окнами, выходящими на живописный морской берег (вам что, жалко?) и классическим таким психологом — седовласым дядечкой с блокнотом в руках, сидящим в глубоком велюровом же кресле, нога на ногу, на носу — толстые очки и сквозь них цепкий, внимательный взгляд.
Я понятия не имею, как они вообще в принципе должны общаться с клиентами, поэтому мой просто молчал. Сидел, писал что-то в блокнотике, кивал многозначительно и взбрасывал брови время от времени. Хороший специалист.
Я миновала всякие ненужные подробности типа ресепшена, секретарши, бахилл и просто вваливалась в воображаемую действительность по пути на работу, в маршрутке, прикрыв глаза. Специально, чтобы не замечать всех, кто буравил меня ненавидящим взглядом, пытаясь вызвать у меня чувство вины за то, что я сижу, а они стоят.
— Все проблемы из детства, — начала я очередной сеанс. — Вот пытаюсь поставить себя на место своих родителей и уловить логику, ведь должна же она была быть у вполне адекватных, образованных людей, и не могу. Не представляю, о чем они думали, когда решили назвать меня Майей.
Психолог нахмурился и что-то записал.
— Ну должны же они были понимать, что практически никто не будет меня называть нормальным человеческим именем, а буду я, как коза у бабушки в деревне, Майкой. А то и Рваной Майкой. Потому что фамилия у меня была, девичья — Равная. Равная Майя Филипповна. То есть, Рваная Майка в облипку.
Психолог снова записал что-то длинное, на своем психоложьем языке наверняка обозначающее стадию поражения психики сорокалетней пациентки.
— Поэтому замуж я мечтала выйти хотя бы потому, что сменится моя дурацкая фамилия, и я стану нормальным обычным человеком. И понятно, у каждого потенциального ухажера интересовалась его паспортными данными раньше, чем вообще в принципе рассматривала его в роли своего будущего мужа. И где, где были мои глаза, уши и прочие органы, когда я встретила этого чудака, своего бывшего? — грустно возопила я, и психолог сделал движение ладошкой, как бы притормаживая лошадь. Я кивнула, и продолжила уже тише.
— Мне сначала даже понравилось — Санин Александр, красиво же! Как я не увидела знак судьбы, это же было как знамение Господне, что нельзя, ноу, ахтунг, нихт! Главное, я уже вышла из возраста Рваной Майки и твердой поступью двигалась к обретению нормальной взрослой профессии и гордому величанию по имени-отчеству, и тут такое…
Я вздохнула, поправила уткнувшуюся мне в щеку массивную сумку нависшей надо мной тетки-бегемота и продолжила сеанс самокопания.
— Никто, конечно, в глаза меня так не называл, но я всей кожей спины, от шеи до копчика, чувствовала за собой шлейф как от духов, шуршание, тихий шепот — Ссаная Майка. А как известно, как вы яхту назовете, так она и поплывет.
«Институт» — равнодушно чавкнул динамик, объявляя остановку, и я прервала сеанс, вообразила себя ледоколом и двинулась к выходу, придерживая пуговицы на пальто, был опыт, знаете ли.
Договаривать пришлось уже на работе, благо что в кабинете я была одна, начальница укатила в главный офис, а второй бухгалтер Лидочка сегодня отпросилась на утренний прием в женскую консультацию, по поводу счастливой глубокой беременности.
— Может, поэтому и не срослось, — горестно продолжала я изливать свои жалобы несуществующему психологу. — Надо было искать кого-то с простой человеческой фамилией типа Петрова или Сидорова, и тогда не было бы этих комплексов, будь они неладны!
Я с тоской посмотрела в окно, в очередной раз не обнаружив за ним ни моря, ни залива, ни пальм, ни хоть какой-то захудалой речки. Только муторное серое, само от себя уставшее, позднеосеннее городское утро. Скрюченные лысые деревья, начихавшие себе грязные лужи на тротуар, черно-серо-коричневая людская масса, ленивые маршрутки в разводах и нахохлившийся таджик на углу, допродающий последние, уже безвкусные, арбузы.
Может, где-нибудь в больших городах у природы и нет плохой погоды, там всегда есть трудолюбивые гастарбайтеры, прилежно убирающие тротуары и скверы. И остановки. И все, в общем. В Москве, например. Там ездят красивые трамваи, и в них никто ни над кем не нависает, а все сидят и читают книжки. Красивые люди с красивыми собачками гуляют по проспектам. Красивые машины никого не окатывают грязью из луж, там и луж-то нету, ввиду хороших дорог.
А в нашем захолустье…
Я махнула рукой и продолжила.
— Но и это еще не вся беда, — попутно с внутренним монологом я откусила печеньку, прихлебывая свежезаваренный чай.
— Это же надо было настолько оглупеть самой, чтобы повторить ошибки предков и назвать собственную дочь красивым именем Амалия! И теперь мое обожаемое лопоухое веснушчатое чудо ненавидит меня так же, как я когда-то свою маму.
