— У нас, — на выдохе случайно поправляю, отчего Юля едва заметно вздрагивает.
Она такая нежная, немного замученная и лицо у нее слегка опухшее от выплаканных слез. Она плакала совсем недавно и сейчас ее глаза затопляют слезы, но эти слезы другие, причина, уверен, другая.
Юля кивает, но как-то неуверенно, а я вдруг осознаю, что мне и этого достаточно. Я готов довольствоваться малым, но никогда не перестану рассчитывать на большее. Как бы судьба наша в дальнейшем ни сложилась...
— Я готова, только для начала надо бы тут прибраться. Тут же как после урагана, — с растущей улыбкой на устах тихонько отмечает.
— Ес-с! И Пирата с собой возьмем! — на радостях выкрикивает Алиса, вцепившись в мои плечи. — Интересно, а ему нужно будет покупать отдельный билет в самолет?
— Для такого уродца нужно будет покупать отдельный самолет, он же всех распугает своим видом, — хихикает Юля, а затем, не сводя с меня многообещающего взгляда, строгим тоном наставляет: — Лис, сходи-ка проверь, как там Пират. Нам с дядей Владом нужно обсудить кое что.
Мне не очень понравилось то, как Юля выделила слово "дядя". Оно напомнило мне, что я здесь чужак, лишний.
Ощущая как кошки скребут меня изнутри, я опускаю дочь на пол, а та бежит в гостиную и плюхается на плюшевого мишку со всего разбега. Некоторые швы на нем расходятся и из отверстий в воздух поднимается синтепух, который через мгновение опускается на голову и плечи Алисы, отчего она становится похожа на маленькое облачко.
Пока Юля не ушла в себя, я без каких-либо пауз решительно беру ее ладонь в свою, перебираю тонкие пальцы, ощущая их тепло и мелкую дрожь в костяшках.
— Прости меня, Юль, — говорю, скорчившись, как от боли, прижимаю ее напряженную ладонь к солнечному сплетению. Кажется, что сейчас мне прилетит очередная пощечина. И я готов к ней. Я заслуживаю сотни тысяч пощечин. — Понимаю, что просить прощения — слишком мало, мне предстоит долгая и изнурительная работа над тем, чтобы попытаться завоевать твое доверие и расположить к себе Алису, если ты конечно позволишь, я ведь только сегодня...
— Я знаю. Все знаю уже, и про кольцо, и про Бобби, и про то ненавистное сообщение, отправленное Артемом, — перебивает она, с теплотой, с явным сожалением заглянув в мои глаза. А я непонимающе смотрю на нее, бегая зрачками по любимому лицу. — Твой отец нашел меня с утра и все рассказал перед тем, как поехать к тебе. Боже, я ведь даже не думала, что все так... Какие же мы дураки с тобой... — гнусавит, после чего утыкается своим лбом в мое плечо и я окончательно раскисаю, заключив ее в объятия. Тогда сердечный ритм мой выравнивается и утраченное пять лет назад равновесие по капле возвращается ко мне.
— Дураки — не то слово, — осипши соглашаюсь я, вжимая губы в ее макушку, — но...
Юля протестующим жестом взмахивает рукой и мотает головой, не давая мне закончить свою мысль.
— Ладно ты, — выдыхает страдальческий полустон, преисполненный горечью, и возвращает взгляд на меня. — У тебя ведь эта чертова амнезия, но мне-то ничего не мешало подойти к тебе и хотя бы просто поинтересоваться, что с тобой случилось. В конце концов, я могла узнать у тебя причину, по которой ты решил расстаться со мной так спонтанно. Я имела на это право! — выговаривает тоном легкой укоризны, отчего внутри все сжимается и дребезжит каждая клетка.
— Прекрати, ты не имеешь право винить себя ни в чем, — переубеждаю.
— Помолчи! — снова протестует она.
Юля старается подавить свои слезы, а я на свистящем выдохе глаза прикрываю и молчком слушаю всю ту боль, с которой ей приходилось изо дня в день жить, потому что она не остановится, пока не выговорится полностью.
— Но вместо этого я бездействовала, несмотря на то, что чувствовала, что с тобой что-то не так. Я все не могла понять, почему ты так хладнокровно отнесся к тому, что я работаю на тебя. Не могла поверить, что после всего того, что между нами было, ты смотрел на меня... как-то обычно, как на всех. Ты не чувствовал за собой ни капли угрызения совести.
Разлепляю веки. В глаза бросается одинокая слезинка, скатывающаяся по Юлиной щеке. Я отслеживаю ее путь, а потом подушечкой большого пальца стираю с ее лица эти следы прошлого.
— Это и было странным, потому что тот Влад, которого я знала, никогда не был таким отчужденным и хладнокровным, — Юля осекается, для того чтобы еле слышно усмехнуться. — Ты даже кошку, которую нам давал твой знакомый на передержу, не мог отдать ему без слез на глазах. И после этого ты еще каждый день звонил ему и расспрашивал как там у Таси дела, не скучает ли она по тебе, хорошо ли ест, вычесывает ли он ее!?
Мои брови взлетают вверх от удивления, а уши почему-то начинают гореть.
— Что, правда? Я распускал нюни из-за расставания с какой-то там кошкой? — таращусь на Юлю вопросительно.
— Вот и я была слегка ошарашена, но клянусь тебе. Все именно так и было. Ты привык к этой кошке, возился с ней как с ребенком, и даже мечтал о том, чтобы в будущем мы завели такую же, но мы так и не смогли осуществить твою мечту, к сожалению...
— Потому что через пару дней я отправился на гонки, — уставившись в одну точку, произношу, мыслями пребывая где-то далеко отсюда.
Дело в том, что я вспомнил. Небольшой фрагмент. Размытый в большей степени.
Эта кошка, о которой говорила Юля, принадлежала Артему. Прежде чем отправиться на Украину, он передал нам ее на время. Помню, она была до ужаса худой, шерсть вся спуталась в колтуны. Мы два дня с Юлей их выстригали и еще месяц откармливали ее. И, конечно же, мне было жаль отдавать животинку хозяину, зная, что за ней должным образом не будут ухаживать. И ведь наверное ее уже давненько нет в живых, раз Юля не узнала Артема хотя бы по кошке.
Вот ведь странная штука память. Почему-то вместо какого-либо яркого воспоминания, связанного с Юлей, она подсунула мне воспоминания о кошке.
Да почему?
— Юль, амнезия не снимает с меня ответственности. Если бы я не был таким эгоистом, то выслушал бы отца и тебе не пришлось бы терпеть мою отчужденность и задаваться бесконечными вопросами. Все это могло закончиться намного раньше, но я предпочел самостоятельно разбираться со своим прошлым, в котором было столько дерьма, что хотелось все забыть вновь. И сейчас я очень сожалею... Я даже подумать не мог, что моя жизнь до аварии была настолько гармоничной, настолько идеальной. И как бы мне хотелось вспомнить все ее детали, хотелось бы возродить в сознании все те ощущения, что я испытывал рядом с тобой. Все до последнего...
Юля смотрит на меня из-под мокрых ресниц и молчит, словно мысленно подбирает слова, которые не так заденут меня или доставят меньше боли.
Да какая разница, что она скажет? Зачем мне вся эта осторожность. Не маленький же. Я все ее слова приму с достоинством, чего бы она мне ни сказала. К тому же нет боли и обиды сильнее, чем те, что доставил я Юле. Это будет мучить меня до конца моих дней.
— Вспомнишь еще. Не последний же день живем, — внезапно произносит Юля, наполняя меня жизненной силой, — ну или я могу тебе в этом помочь, если ты не против.
— Ты шутишь? Как я могу быть против?
Юля прикасается к моей щеке и так приятно сразу становится. Эти прикосновения похожи на порыв щекочущего ветра. Я накрываю ее ладонь своей, поражаясь тому, насколько эта девушка сильна. Сильнее многих, и уж точно духом сильнее меня прежнего. И только ей, ее решительности и мужеству, ее мудрости и благосклонности я обязан. Обязан многим.
В глазах Юли уже во всю плещутся ласковые лазурные волны. Я словно вьюсь в их глубине, захлебываюсь ярким светом, ощущая себя в нужном месте.
А главное — ощущая себя счастливым и не побоюсь этого слова любимым.
Я крепко обнимаю Юлю, стиснув ее на столько, на сколько мне позволяют мои руки. Я вдыхаю в себя исходящий от нее аромат, что так похож на аромат счастья и безграничной любви. Я балдею от него.
— Кстати, я хотела тебе позвонить, но мой телефон сдох, а потом я подумала, что смогу найти тебя дома.
