через запахи медикаментов аромат роз. Таня… Она сегодня такая убийственно красивая, люблю, когда ее локоны распущены по плечам темной гривой волос, глаза подведены, а губы накрашены алой помадой. Настоящая роза, настоящая Кармен, в присутствии которой я застываю в стойке, словно собака-ищейка, ощутившая запах желанной добычи, а по телу бежит радостный трепет… Поэтичная ты скотина, Шувалов. Глядишь, так скоро и стиху начну писать. Именно скотина, потому что умудрился из-за своих скотских желаний, животных инстинктов потерять женщину, вызывающую в тебе чувство прекрасного.
Понимание того, что в нескольких бесконечных шагах находится моя Таня Лазарева, грудь теснило и даже немного жгло.
Только окончательно удариться в поэзию не получилось, из ординаторской вышла лечащий врач моей «ненаглядной» женушки.
— Валентина Ивановна, — дружелюбно улыбнулся я.
— Здравствуйте, Александр Иванович, признаться, я хотела с вами поговорить.
— Что-то не так с анализами Юли?
— Нет, скорее с ее поведением.
— Что она сделала? — угрюмо поинтересовался я.
Валентина Ивановна, видимо, для того чтобы придать большую конфиденциальность нашему разговору, слегка наклонилась к моему лицу.
— Ваша жена нарушает больничный режим, вчера она не менее четырех, а то и пяти часов, не была в больнице. Вы в курсе этого?
— Нет, не в курсе, — мгновенно раздражаясь, прошипел я.
Вот же сучка, хитрая сучка, везде найдет лазейку и сделает все по-своему. И больница ей не страшна. Остается только в дурку запереть, но тогда благородные Лазаревы заноют, что я издеваюсь над их бедной девочкой. Зубы скрипнули в приступе злости.
— Кроме того, когда она пришла, пропустив капельницу и беседу с психологом, я хотела ее на кресле посмотреть, так она меня послала. Вот прямо в открытую, причем даже с использованием матерных выражений, — голос Валентины возмущенно задрожал, — я не буду сейчас повторять ее слова, но суть сводилась к тому, что вашу супругу достали бесконечные медицинские процедуры и вообще нахождение в больнице.
Вот как? Моя «любимая» женушка решила погулять? Кажется, я сглупил, поместив Юлю в больницу… Думал, наивный, она будет спокойно и тихо сидеть, пока я не решу, что достаточно ее напугал. Юля — наглая сука, которая никого не боится и просто не понимает, когда с ней обращаются по-хорошему. Может, пара затрещин привела бы мою «ненаглядную» супругу в чувства, но млять… Не хочу из-за этой мелкой пакостницы ощущать себя подонком, способным избить беременную женщину. После встречи с Таней Лазаревой внутри сидело желание доказать ей, нет, скорее самому себе, что я могу быть достойным мужиком. Рано меня причислять к гильдии подлецов и подонков. Однако я забрал верхнюю одежду, сейчас на улице начало ноября, холодновато, вчера даже снег срывался. Интересно, Юля на улице гуляла в одном халатике? Прибью заразу, если узнаю! Впрочем, я догадываюсь, откуда ноги растут, как «дражайшая» супруга организовала эту прогулку, скорее всего, вездесущая подруга Алинка помогла с вещами, они с моей женой примерно одной комплекции. Надо будет попробовать еще раз по-хорошему поговорить с Юлей, надавить на ее материнские чувства, должны же они у нее когда-нибудь проснуться, в конце концов, попросить эту вредную блондинистую сучку вести себя благоразумно во время беременности. Не поймет… тогда начнем действовать по-плохому.
— У вас же есть охрана в заведении?
— Конечно, Александр Иванович.
— Вот, дайте им распоряжение, чтобы не выпускали мою жену за территорию больницы.
— Но они же не могут удерживать ее силой…
— Зачем силой, Валентина Ивановна? Просто не выпускают за территорию больницы. Как мне говорили, для прогулок у вас есть прекрасная оранжерея.
— У нас не тюрьма, Александр Иванович.
— Вы сами себя противоречите, Валентина Ивановна, сначала возмущаетесь тем, что моя жена нарушает больничный режим, и тут же говорите, что у вас не тюрьма.
— Охрана привыкла смотреть снисходительно на такие отлучки, все люди взрослые и обычно понимают, что на процедуры нужно приходить вовремя. Но ваша жена… проигнорировала больничное расписание, а ещё к тому же позволила себе совершенно оскорбительные высказывания в адрес персонала и врачей, — возмущенно пыхнула Валентина Ивановна.
— Она молодая девочка, и боюсь, немного легкомысленная да свободолюбивая… — малолетняя сучка, думающая только о себе, добавил я про себя, — поэтому прошу вас, Валентина Ивановна, пусть охрана не выпускает ее за территорию больницы. В случае возникновения проблем большая просьба набрать меня, вот телефоны, — протянул доктору визитку. — И еще в качестве неофициальной просьбы, пусть охрана фиксирует всех посетителей, которые приходят к моей жене. Я буду о-очень, — выделил голосом, — благодарен…
— Конечно, Александр Иванович, я предупрежу охрану…
Кажется, доктор была довольна такой отмашкой с моей стороны на некоторые карательные мероприятия по отношению к оскорбившей ее пациентке.
— Вот и отлично, Валентина Ивановна, хорошо, что мы поняли друг друга.
Юлина лечащий врач ушла, а я заметался по коридору возле палаты моей легкомысленной супруги, боясь пропустить выход Тани Лазаревой.
Блин, попрыгунья-стрекоза. Думал, в больнице Юлю будет проще контролировать, а ограничительные меры присмирят, сделав ее более покладистой. Получилось все наоборот, в обычной жизни, я практически поминутно знал, куда, зачем и на сколько она направляется. И уж конечно, никогда бы не позволил ей гулять по улице одетой не по погоде. Млять, сучка белобрысая, ты только роди мне здорового ребенка… А дальше тусуйся сколько хочешь, я совсем не буду возражать. Даже наоборот, возможно, увеличу лимит ее карточки, чтобы у Юли были средства на эти похождения. Поскольку потом ее тщательно запротоколированные гульки сыграют мне на руку в определении местонахождения моей дочки.
* * *
Сердце забарабанило в груди. В лёгкие стала поступать какая-то жаркая субстанция, вызывающая аритмию и одышку. Блин, с этими переживаниями и волнениями мне скоро самому потребуется операция на сердце. Дверь больничной палаты открылась, являя моему взору старшую сестру моей «любимой» супруги. Темные глаза неласково прошлись по моему лицу, черные точеные бровки нахмурились, а пухлые, до жути сексуальные губы, презрительно поджались. Знакомое выражение лица, нечто подобное почти всегда наблюдается на лице «любимого» тестя, когда он смотрит в мою сторону. Дерьмо, глянула, словно я полный мешок дерьма, каким-то несчастливым образом повстречавшийся на ее светлом жизненном пути. Папина дочка. Упрямица… Млять, схватить бы ее в свои медвежьи объятья, прижать к себе, задохнуться на миг жаром и запахом роз. Нельзя, ведь следом за Таней вышла Эльвира Тимофеевна — моя «дорогая» теща, кроме того, мы в коридоре больницы, где шастают другие пациентки, медперсонал и лица, навещающие своих находящихся в положении родственниц. А главное «нельзя» заключается в том, что когда-то ты предал доверие своей Андалузской леди и на данный момент находишься в статусе мужа ее сестры.
— Эльвира
