дверь, увидеть их целующимися. Они муж и жена, Таня, чего ты ожидала? Нежности между супругами, особенно наедине, вполне обычное дело. Не думала же ты, глупенькая, что, будучи женатым на твоей сестре, Шувалов живет с ней просто, как сосед. Глупо и наивно с моей стороны, вроде бы уже взрослая девочка. Честно, не знаю, чего я ожидала. Но блин, видеть их слившимися в поцелуе — это словно мешком по голове, или кулаком под дых, или резкий удар прямо в солнечное сплетение… К такому трудно подготовиться, даже если перед входом в палату ты старательно приклеила на свое лицо маску заботливой старшей сестры. Она сразу же треснула, разлетелась на мелкие кусочки, показывая Алексу истину — все еще влюбленную, страдающую и тоскующую по нему женщину. Которой ужасно больно видеть его в объятьях другой. Слабачка… я слабачка. Прости, феминистка, не смогла справиться с волнением… Уж слишком резко у меня выбили почку из-под ног.
Темные мужские брови над смотрящими пристально в мою сторону серыми глазами недовольно нахмурились, на гладковыбритых щеках заходили желваки. Словно он злится… Злится на то, что я посмела прервать их страстный тет-а-тет? Или же его недовольство имеет другие причины?
«Красивый, — подала голос девочка-мечтательница, — какой же Шувалов красивый мужчина, а в этом сером костюме ну прямо вылитый настоящий принц».
Наклонилась, чтобы обнять Юлю, мы так давно с ней не виделись.
«Таня, хочу сообщить, что муж твоей сестры, а по совместительству твой бывший любовник, смотрит на твою задницу», — проникновенно зашептала развратница. В животе случился резкий толчок, будто там перевернулась какая-то склянка, выплеснувшая внутрь что-то липкое и ужасно горячее.
— Я, пожалуй, пойду, не буду мешать вам разговаривать, — сказал Алекс хриплым и до жути сексуальным голосом.
Он бьется током, даже не касаясь тебя. Чертов электрик.
«Гляди, как неправильный принц жадно смотрит на твои глаза, губы, всю тебя, — продолжала меня смущать развратница… Это называется — «я хочу тебя съесть», или еще короче — «я хочу тебя»». «Напоминаю, данный недостойный субъект, по которому ты продолжаешь сохнуть, только что взасос целовался с твоей сестрой, — возмущенно прожужжала в голове девочка-отличница, — а самое главное, он муж другой женщины. Женатые мужчины для нас всегда были и будут табу. Так что завязываем постоянно о нем думать». Легко сказать, и на данный момент практически невозможно выполнить.
Алекс решительно развернулся и направился к двери. Когда он вышел, дышать стало чуточку легче, хотя жар все ещё разливался внутри тела обжигающей тягучей субстанцией, а песчинки в легких продолжали болезненно колоться.
— Юля, ну рассказывай, как ты поживаешь? Мама сказала, что УЗИ показало девочку. Будет в семействе Лазаревых еще одна красавица, — излишне бодро, дабы выглядеть правдивой, произнесла я.
— Да, девочка будет, — довольно сказала Юля, а ее тонкие пальчики ласково прошлись по едва заметному животику, — правда, мы с Алексом никак не можем придумать имя. Мне нравится Агата, а Сашка предпочитает более традиционные имена, ну там, Маша, Лена или Катя. А вы что скажите? Какие вам нравятся имена? Я вот придумала устроить мини-опрос среди ближайших родственников, чтобы они написали по несколько имен, а мы с Сашкой потом подумаем, какое выбрать.
«Мы», «мы», как болезненно слушать это «мы». А девочки внутри зашипели: «Она когда-то безжалостно нас убила… Тяня, мы не хотим здесь находиться, нам больно, противно, совсем как в тот день, когда разбились твои, наши мечты».
— По-моему, чудесная идея, Юляш, — сказала мама, — надо бы подумать… Может, тебе назвать дочку в честь бабушки Наташи, ты на нее сильно похожа. Только глаза у нее были зеленые, а у тебя голубые, как… — мама вдруг резко замолчала, — как у ее сестры, Светы.
— Ну, мам, кто сейчас детей называет такими дурацкими именами. Хочется чего-то более необычного.
— Прекрасное имя, по-моему, — растерянно пробормотала мама.
— Тань, а тебе какие имена нравятся?
— Даже не знаю, Юль, не задумывалась об этом…
Я просто когда-то мечтала о детях… о детях с твоим мужем. А как их будут звать-величать, ещё не успела придумать, ведь ты, дорогая моя сестренка, несколько месяцев назад, в почти такой же больничной палате, убила на корню все мои планы и мечты, превратив их в грязь. Снова стало больно и трудно дышать. Во рту полынь вперемешку с горчицей. Зря я сюда пришла… Поддалась на мамины уговоры. Играть роль любящей сестры у меня, получается, прямо скажем, так себе. Переоценила свои силы. Запахи больницы вернули меня в тот день… когда хрустальный шарик моей выдуманной идеальной любви был без всякой жалости разбит горячо любимой Голубоглазой. Тише, Танечка, не плачь…
— Мы тут принесли тебе фруктов, — заговорила мама, ласково поглаживая Юлины плечи, — а Танюша курицу сготовила, как ты любишь, с медом. Тебе сейчас нужно хорошо питаться. Ты такая худенькая и живота почти не видно.
— Ма-аммм, зря вы беспокоились, мне ничего не надо. Сашка такой заботливый, завалил меня продуктами, каждый день мне деликатесы таскает. Так трясется надо мной, буквально пылинки сдувает. А чтобы я не скучала, притащил ноутбук и книги.
Эта боль иррациональна, Таня, ты ведь сама хотела, чтобы Шувалов поступил как благородный ответственный человек, и всегда желала сестре хорошего заботливого мужа. Однако в моей душе все ломалось, взрывалось горечью и чернело обыкновенной людской завистью.
— Как ты себя чувствуешь, доченька? — спросила мама.
— Да все хорошо, мамуль, — сестра обняла маму, устроив свою голову на ее плече. — Но доктора говорят, гемоглобин низкий, и еще какие-то показатели им не очень нравятся.
— Доченька, надеюсь, ты выполняешь все предписания врачей.
— Конечно, ма…
— Твой муж жаловался, что ты очень поздно ложишься спасть…
— Сашка просто скучает один в своей постельке, вот и жалуется. Папа ведь тоже без тебя не любит засыпать.
Мое воображение тут же стало услужливо подсовывать разные эротические картинки, для чего ожидает ее в постели Шувалов… Я все еще помню, каким страстным он бывает, как завораживает его возбужденный голос, какое удовольствие могут доставить его знающие пальцы и настойчивые губы. Склянка в моем животе, несмотря на горечь во рту, продолжала переворачиваться, обильно орошая жаром внутренности.
— Юля, пожалуйста, не делай во время беременностей глупости, — сказала мама с тревогой в голосе.
— Ты какие глупости имеешь в виду, мама? — хрустальным колокольчиками засмеялась Юля, лукаво поглядывая на родительницу.
Когда-то мне казалось, что от ее улыбки мир становится радостней. Сейчас колокольчики сестренкиного смеха, словно пилой, распиливали мою голову.
— Не переживай, мамуль, Шувалов очень осторожен и нежен в постели.
В этот момент я ее ненавижу, или завидую черной-пречерной завистью… Ведь каким
