он говорил. Я чувствую себя настолько уязвимой, что боюсь вновь попасться на его ложь, ведь поверить ему я хочу больше всего на свете.
Избегая смотреть на Даниила, я снимаю со спинки стула рюкзак и беру со стола альбом со своими рисунками.
– Мира, пожалуйста, останься, – в его голосе слышится отчаяние, которое я целенаправленно игнорирую.
Впрочем, сейчас я игнорирую все: и тупую боль в сердце, и жжение в глазах, и горечь во рту, и разрастающуюся невесомость в животе.
Молча выхожу в коридор. Обуваюсь. Накидываю на плечи пальто. Все это время ощущаю присутствие Даниила за своей спиной. Больше он не делает попытки прикоснуться, но я чувствую его тепло, его запах, затылком ощущаю его тяжелое дыхание.
Ключ от двери, который я всегда ношу в кармане пальто, оставляю на тумбе у входа.
– Мира, – Даня хватает меня за руку, в последней попытке удержать и заставляет заглянуть ему в лицо. – Я не отпущу тебя.
– Не трогай меня, – прошу тихо. – Пожалуйста, не трогай.
Что-то мелькает в его глазах – боль, страдание? – и быстро исчезает. На мгновение у меня перехватывает дыхание, но я одергиваю себя. Брезгливо вырываюсь из его рук, распахиваю входную дверь и делаю шаг прочь из квартиры.
Последнее, что я слышу, – три коротких слова «Я люблю тебя», но, когда до меня доходит их смысл, за мной уже закрываются металлические створки лифта, который уносит меня вниз.
На часах почти семь вечера, когда я наконец решаюсь включить свой телефон. Наверное, отключать его, в принципе, было не самым взрослым решением, но утром оно показалось мне единственно возможным. Я нуждалась в передышке, чтобы все осмыслить, и здесь, в небольшой гостинице в центре города, я ее получила.
Стоит экрану загореться, как количество непрочитанных сообщений начинает расти прямо на моих глазах. В списке пропущенных звонков по два от Ники и Лены, четыре – от мамы и больше десяти – от Даниила.
Зачем он звонит? Разве нам есть что сказать друг другу? Разве он не получил все, что хотел?
Сделав глубокий вдох, я тычу пальцем в экран и прикладываю телефон к уху, слыша в ответ длинные гудки.
– Мируш, мы тебя потеряли! – без предисловий начинает свой разговор мама. – Что у тебя с телефоном?
– Извини, мам. С телефоном нормально все, просто зарядить забыла, – неумело выкручиваюсь я. – Как дела?
На том конце провода возникает пауза.
– Мы на несколько дней уедем из города, – произносит мама наконец. – Папе немного передохнуть нужно. Работа… Да ничего, просто хотела тебя предупредить, но занервничала, не сумев дозвониться утром.
– Понимаю, мам, – говорю тихо. – Я знаю, что контракт он не получил, не нужно меня оберегать, ладно? Когда вы уезжаете?
– Завтра рано утром.
– Вы с папой не будете против, если я пару дней поживу дома?
– Ох, Мира, – мама вздыхает. – А как же Даниил? Это из-за контракта? Но разве мальчик виноват…
– Не хочу сейчас об этом, правда, – отвечаю торопливо, стараясь не обращать внимания на острую боль, пронзившую сердце. – Я в порядке.
– Может, поедешь с нами? – предлагает мама, и я отчетливо слышу в ее голосе нотки беспокойства.
– Исключено, – решительно отказываюсь я. – Мне тоже нужно немного передохнуть в одиночестве.
– Дом в твоем распоряжении.
– Спасибо, мам, – благодарю ее совершенно искренне и хочу добавить, чтобы она передала папе, что я сожалею, но в конце концов этого не делаю – извиняться перед ним я должна лично, глядя ему в глаза. – Хорошего вам отдыха.
Стоит мне нажать отбой, как телефон вновь оживает.
Даня.
Мой первый порыв – сбросить вызов и снова отключиться от сети, но в конце концов я снимаю трубку. Как бы мне ни хотелось, уйти от этого разговора все равно не удастся, так лучше, невзирая на полыхающую в груди боль, сделать это сейчас.
– Да, – говорю тихо.
– Где ты? – требовательно спрашивает Даниил. – Я заберу тебя домой.
– Нет, – мой голос звучит твердо, несмотря на то что сердце в груди трепещет, как пойманная в силки птица.
– Нет? – переспрашивает он вкрадчиво. – Мира, не глупи. Нам нужно поговорить.
– Не думаю, – говорю я, ощущая, как от его тона по спине бежит легкий холодок, а щеки заливает лихорадочный румянец.
Даниил тяжело вздыхает, и когда начинает говорить вновь, его голос звучит глухо и, кажется, растерянно.
– Я виноват перед тобой, я знаю, но позволь мне все объяснить.
– Зачем? – не могу сдержать вопрос, который сочится обидой и непониманием. – Ты и твой отец уже получили то, что хотели.
– Да плевать мне на этот контракт! – яростно восклицает он. – Скажи, где ты, я приеду. Не хочу вести этот разговор по телефону.
Я закрываю глаза и пытаюсь распалить в себе злость, которая даст мне силы на сопротивление, но не нахожу ее. Я вообще не чувствую ничего кроме горечи и ощущения потери чего-то лживого, но прекрасного, на короткие месяцы ставшего частью моей жизни.
– Не могу, – выдыхаю глухо. – Знаю, что рано или поздно нам придется встретиться, но сейчас я не могу. Не хочу. Пожалуйста.
– Мира, я… – продолжение этой фразы тонет в тишине сброшенного мною звонка.
Я бросаю телефон на покрывало, встаю с кровати, которая занимает большую часть номера, и подхожу к окну. Перед глазами расплываются огни вечерней Москвы, на душе пусто и одиноко.
«Зачем он позвонил?» – спрашиваю себя снова и снова. Что пытался мне сказать? Разве его обману может быть объяснение?
Прижимаю ладони к пылающим щекам, а лоб прислоняю к прохладному стеклу. Кровь стучит в висках. В груди тяжело, словно я только что на время пробежала стометровку.
Нельзя мне с ним встречаться. Точно не сейчас, когда нанесенные им раны кровоточат, а от звука его голоса меня бросает в дрожь. И чувства так сильны, и мое глупое сердце так хочет верить, что всему этому есть какое-то логическое объяснение.
Я должна взять себя в руки и прекратить морочить себе голову. Несмотря на мое желание верить в сказки, пора взглянуть правде в лицо – наши отношения с Даниилом Благовым были заранее обречены. Даже если все это время я старательно убеждала себя в обратном. Поэтому сейчас я даже не могу злиться на него. Злюсь на себя, ведь подобный исход я предполагала с самого начала.
Мама всегда говорила мне, что любые отношения должны быть основаны на доверии, иначе они лишены смысла. Но доверия между нами не было. Точнее, я доверяла, а он, наплевав на обещание не ввязываться в дела, в которых присутствует конфликт интересов, за
