— Твоя мама будет счастлива, — прокомментировал Роуэн, потягивая пиво. Он выпил немного, потому что повезет свою женщину домой и не стал бы делать ничего, что могло бы подвергнуть ее риску.
Иногда мне было больно смотреть на то, как он любит ее.
Я был чертовски рад за своего сварливого лучшего друга. Он заслужил это дерьмо. А Нора была милой, забавной и чертовски странной. Было здорово видеть, как два человека, которые этого заслуживали, обрели счастье.
Но от этого мне стало горько. Я сердился.
К счастью, я хорошо это скрыл.
— Она будет счастлива, — согласился я. Я боялся рассказать об этом своей матери. Потому что она будет в восторге. Она запрыгнет в машину и доедет до дома прежде, чем положит трубку. Она попытается внедриться в мою жизнь, в жизнь Фионы. Потому что именно таким человеком была моя мать. Она милая, легко возбуждается, и у нее огромное сердце. Но она властная. Это вызвало напряженность в моем последнем браке. Очень много.
И это был настоящий брак.
Нам и так было достаточно тяжело в окружении наших друзей и назойливых людей этого гребаного города. Последнее, что нам было нужно — это чтобы моя мать отпугивала Фиону всю дорогу до гребаной Австралии.
— Возможно, кое-что поменяется, — продолжил Роуэн, не понимаю, насколько я хочу сорваться. — Этот брак.
— В этом я сомневаюсь, — ответил я.
Некоторые вещи невозможно изменить.
Фиона
Я почти ничего не помню о своем свадебном приеме.
Из-за того, что напилась до беспамятства.
Именно так, как и планировала.
К сожалению, я помню, как добралась домой.
Или части пути домой.
А именно: Кип нес меня от машины до дома.
— Какого хрена ты делаешь? — пробормотала я невнятно, слабо пытаясь сопротивляться. Но его руки как тиски, а мои конечности не слушаются.
Кип не ответил. Его напряженное лицо освещалось светом фонаря на моем крыльце, что-то похожее на тот сердитый взгляд, который был у него всю ночь. Когда я смотрела на него, он был таким. Изо всех сил я старалась не глазеть.
Но мы должны были сыграть свою роль. Наши лучшие друзья присутствовали на небольшой свадебной церемонии, которую мы устроили в пекарне.
Если бы мне пришлось гадать, думаю, мы не убедили их, потому что я напилась, а Кип все время хмурился.
— Ты перенесешь меня через порог? — Я застонала. — Отпусти меня.
— Заткнись на хрен, — пробормотал он, когда мы вошли в дом.
Вот он, жених, переносящий невесту через порог.
Это так нелепо, что я хихикнула. Ну, это было больше похоже на фырканье. Непривлекательно. С другой стороны, мне не нужно быть привлекательной. Я не планировала соблазнить своего мужа в нашу первую брачную ночь.
Кип прошел по дому, на ходу включая свет. Он только накануне перевез свои вещи, когда я, к счастью, работала. Вручать ему связку ключей было физически больно, и мне не нужно видеть, как он осваивается в пространстве, которое так долго принадлежало лишь мне.
Весь вчерашний день я убеждала себя отступить, найти другие варианты.
Теперь отступать некуда. Я замужем.
Я приземлилась на кровать, и воздух со свистом вышел из легких. Кип стоял надо мной в своем костюме и хмурился.
— Тебе нужна миска, чтобы блевать в нее?
Я приподнялась на локтях, недовольная положением и распределением власти между нами.
Первоначально я намеревалась встать и встретиться с ним лицом к лицу, но потолок опасно сдвинулся, когда я просто приподнялась.
— Мне не нужно блевать, — заверяю я его. — Что мне нужно, так это… сыр на гриле.
Кип приподнял бровь.
— Хочешь, я приготовлю тебе сыр на гриле?
— Я не прошу тебя ничего для меня делать, — огрызаюсь. — Могу приготовить это сама. — Однажды я придумаю, как заставить потолок перестать вращаться.
— Ты не можешь стоять на двух ногах, не говоря уже о том, чтобы управлять чем-то, способным поджечь этот дом, — отмечает он. Придурок. — Оставайся здесь, — сказал и вышел из комнаты.
Я попыталась встать, потому что мне не нравилось, когда мне указывали, что делать. Особенно не нравилось, когда Кип указывал, что делать.
Кип.
Мой муж.
— Фу, — говорю я вслух, падая обратно на кровать, когда не получилось встать.
У меня скрутило живот. Я чертовски пьяна. В щи. Знаю себя достаточно хорошо, чтобы понимать, что если не поем в ближайшие пятнадцать минут, то меня будет рвать всю оставшуюся ночь.
На прикроватной тумбочке не было никаких закусок. Как будто я не знала заранее. А кухня слишком далеко.
Комната кружится.
Я в полной заднице.
Не уверена, как долго я пролежала там, уставившись в потолок, но не могло пройти пятнадцати минут, потому что меня еще не вырвало.
Послышались шаги Кипа, когда он вернулся в спальню.
— Ты заблуждаешься, если думаешь, что будешь спать здесь, — сообщаю я ему, хотя не в том состоянии, чтобы должным образом протестовать против него, если бы он решил это сделать.
Он не отвечает, просто ставит что-то на мой прикроватный столик.
Я с любовью смотрю на тарелку с жареным сыром. Он поставил рядом с ним воду и таблетки, но они интересовали меня гораздо меньше.
— Ты приготовил мне сыр на гриле?
— Либо это, либо ты подавишься своей рвотой ночью, — сказал Кип.
— Ты подсыпал в него мышьяк? — спрашиваю я, садясь.
Он усмехается.
— Было бы неразумно с моей стороны отравить свою новую жену в первую брачную ночь.
Я смотрю на него, пытаясь разгадать его тактику, почему он сделал мне сэндвич.
Его губы все еще вытянуты вверх, но в глазах что-то другое. Они выглядят почти… меланхоличными. Но, конечно, это слишком сложное чувство для такого поверхностного человека.
Я хватаю жареный сыр и со стоном удовольствия отправляю его в рот.
— Теперь ты можешь идти, — пробормотала я, не отрываясь от еды. — Спасибо, — неохотно благодарю его после того, как проглатываю. Я помахала бутербродом у него перед носом. — За это. И за то, что, эм… женился на мне, полагаю.
Его губы сжимаются в тонкую линию.
— Тебе не нужно меня благодарить, — хрипло говорит он. — У меня были собственные причины, — он пристально смотрит на меня, и я вдруг чувствую себя маленькой и уязвимой. — Я делаю это не по доброте душевной, Фиона. Тебе не мешало бы это запомнить.
Затем он повернулся и вышел из моей комнаты.
Я уставилась на пустое место, где он только что стоял, быстро моргая.
— Ну и черт, — пробормотала я. Затем вернулась к своему сэндвичу.
Возможно, у меня было время еще раз подумать над его загадочным маленьким прощальным заявлением, но, когда передо мной поставили горячий сыр на гриле, у меня появились другие приоритеты.
И несмотря на бутерброд и на то, что может означать такой жест, я никогда не забуду, что Кип делал это не из благородных побуждений. Не стоить принимать его за героя.
***
На следующее утро у меня раскалывается голова.
В мои виски словно вонзились кинжалы.
Я будто плыву на лодке. Моя кровать дергается, как в бурном море.
Как только я сморгнула слепящий утренний, то поняла, что на самом деле я не на лодке, а в своей постели.
У меня просто гребаное похмелье.
Напиться казалось единственным разумным решением в день моей фальшивой свадьбы. Теперь я отчасти сожалею об этом.
Я застонала, переворачиваясь на кровати и чуть не уткнувшись лицом в тарелку с недоеденным сыром на гриле.
Обрывки прошлой ночи начали складываться воедино. Клятвы. Поцелуй. Нора беременна. Я поняла это, когда она не притронулась к дорогому шампанскому, которое я оплатила кредитной картой Кипа.
— Что мое, то и твое, помнишь, милый? — я окликнула его, когда попросила карточку, которую он, что интересно, отдал без боя.
Она пыталась сохранить беременность в секрете, чтобы не испортить мой особенный день. Потому что она думала, что это был особенный день.
Фу.
Моя лучшая подруга беременна.
