моих откровений, а во-вторых — он и сам ничего слушать не захочет. Слишком сильна его ненависть к сестре, а я, по мнению Алекса, чета ей, да ещё и шпионю в его доме.
Может Ольга поймет, что я не справляюсь с её заданием и откажется от своего отвратительного замысла?
И в этот самый момент запиликал мобильный. Пришло сообщение и оно как раз от сестры: «Завтра заеду! Жду результатов! Помни про деда!
Отбросив телефон, я решаю не отвечать на смс, а желудок опять сообщает о голоде. Выпитая водичка не помогла, поэтому я решаю улечься спать. Так и день быстрей пройдет и во сне не хочется кушать.
Просыпаюсь от пронзительного детского плача. Открыв глаза, я понимаю, что на улице уже темно. Заглянув в телефон, обнаруживаю, что сейчас первый час ночи.
— Ничего себе, столько проспать! — бормочу себе под нос и подскакиваю с дивана.
Подсвечивая путь телефоном, я выхожу из столовой и крадусь по кухне. Когда выхожу в гостиную, плач становится интенсивнее и я на автомате прибавляю скорости. Двигаясь на душераздирающий детский крик, я подхожу к нужной двери и не думая ни секунды, стучусь в неё.
Секунда…. вторая… дверь не открывают. И тогда я решаюсь зайти без спроса.
Ненадолго замерев на пороге я встречаюсь с недовольным взглядом Алекса, который стоит посреди комнаты и на руках качает плачущего сына. На мужчине только спортивные трико, волосы взлохмачены, а по щекам ходят желваки.
— Уйди, — раздраженно шипит Степанов, на что я наоборот делаю шаг вперед.
— Может у малыша что-то болит? — впиваюсь взглядом в кричащего ребенка.
Сейчас его личико покраснело, малыш буквально захлёбывается в собственном плаче.
— Бл…ть, а то я не знаю… Давай, начинай снимать на телефон — сестре пригодится. Потом и историю придумаете под такое видео.
Я пропускаю мимо ушей его гневный посыл и делаю ещё один шаг вперед.
— А что болит?
— Тебе какая разница? — устало отвечает Алекс и я снова шагаю в их сторону.
— Может быть я смогу помочь.
Степанов на секунду прикрывает веки, а потом тихо говорит.
— Зубы лезут… а теперь проваливай, твоя помощь не нужна!
Приблизившись к отцу с сыном, я смотрю на корчащего Андрюшу.
— Бедненький… Болит у тебя, маленький, — ласково лепечу карапузу, отчего он неожиданно замирает.
Мокренькие глазки устремляются в мою сторону, а малюсенький ротик медленно прикрывается.
— Давайте я его возьму? — тяну руки к малышу и поднимаю взгляд на Алекса.
Мужчина щурит глаза и с угрозой в голосе отвечает.
— Ты что задумала?
— Я хочу помочь, только и всего. Просто попробуйте дать малыша мне. В деревне соседские дети всегда вокруг меня бегают. Даже самые маленькие.
Видно как в течение нескольких секунд Алекс борется с собой, но наверное усталость всё же берет верх и он уступает.
— Только смотри… Без глупостей, — цедит мужчина и передает мне младенца.
Как только в моих руках оказывается ребёнок, моё тело буквально прошибает непередаваемыми ощущениями. Такого восторга я давно не испытывала. Необычайное тепло маленького ангела словно проникает под кожу, а иначе что это разливается и мягко сжимается внутри. Охвативший меня трепет заставляет прижать крохотный комочек к себе, чтобы сразу почувствовать его чудесный запах.
— Ну ты чего плачешь? Зубки болят… — грудным голосом лепечу я и вглядываюсь в его огромные, наполненные недавними слезами глаза, — тише… тише… маленький принц… боль обязательно уйдет. Знаешь как у меня недавно зубы болели… Я тоже плакала, правда… А потом, я пошла к волшебному доктору и он починил мои зубки…
Я говорила и говорила, и как ни странно, но Андрюша слушал мои сбивчивые и глупые речи. Теперь его глазки неотрывно следили за моим ртом и он даже потянул к нему ручку.
Если бы не строгий взгляд его отца, я бы точно расплакалась: от щемящей жалости к малышу, от жалости к Алексу, от несправедливости, которую спровоцировала моя кровная сестра.
Вот как можно портить жизнь больному мужу, хоть и бывшему, и этому малышу? Им ведь действительно нужна помощь. Взаправду. А не вся та мерзость, которую задумала Ольга.
Притянув малыша ещё ближе, я начинаю тихонечко ему петь, отчего у Андрюши вначале останавливается взгляд, а потом он и вовсе прикрывает глазки.
Пою самую обычную колыбельную, а хотелось бы спеть что-то особенное. Этот малыш заслуживает самой трогательной песни.
Когда же Андрюша начинает сопеть, я медленно поднимаю взгляд на Алекса.
Мужчина так и стоит посреди комнаты. На меня он не смотрит, а вглядывается в темноту за окном. Сейчас его лицо не источало злость или агрессию… нееет. В эту секунду передо мной стоял до ужаса уставший мужчина, с бледной кожей и взлохмаченной шевелюрой. Но самое главное, в его взгляде не было жизни. Он скорее существовал и даже сын почему-то не наполнял Алекса жизнью.
Вдруг мужчина резко поворачивает голову к нам с малышом, и сухо говорит.
— Надо положить его в кровать… Вот сюда, — указывает Алекс на светлую деревянную кроватку, а я на автомате перевожу взгляд на его грудь.
Почему-то сразу вспоминаются слова Ольги о повышенной волосатости бывшего супруга. На мой взгляд, волос было не так много, чтобы они вызывали рвотные позывы. Тем более если бы это было тело любимого мужчины…
Ой. Что-то меня не туда понесло.
Отбросив ненужные мысли, я медленно приближаюсь к кроватке и очень осторожно укладываю в неё малыша.
Какое-то время я наблюдаю за спящим ребёнком и только потом оборачиваюсь… Оборачиваюсь и ударяюсь лбом о голую грудь, почему-то стоящего за мной, мужчины.
И когда он успел подойти? — отдается в голове, когда я во все глаза смотрю на те самые волосы, о которых рассуждала минутой ранее. Но самой странное во всем этом — я хочу их потрогать. Провести по волосам-пружинкам ладонью.
Что такое происходит со мной?!
— Прости-те, — в два приема выдыхаю я, а сама продолжаю смотреть на его покрытую темными волосками грудь.
Какое-то помешательство!
А ещё этот запах — от Алекса как-то необыкновенно пахнет. Наподобие цитруса, но аромат с добавками чего-то пряного. Может это гель для душа или мыло?
И вдруг в секунду всё меняется. Мужчина вначале отходит в сторону, а потом тихо говорит.
— Спасибо за помощь. Если конечно она без умысла.
Заворожённая его близостью, я не сразу могу ответить, но всё-же сглотнув образовавшийся в горле ком, говорю.
— Я просто хотела успокоить малыша. Он так сильно плакал… Никакое сердце не сможет спокойно реагировать на такой плач.
После моего ответа лицо Алекса
