она перестанет сниматься и играть в театре. Станет просто мамой — как у других. А теперь даже короткий телефонный разговор превращался в тяжелое бремя.
Стыдно признаться, но иногда я завидовал Маше, которая со своей матерью оборвала связи давным-давно. Как-то она рассказала, что пару лет назад по случайному настроению захотела узнать о ней. Нашла какую-то соседку. Оказалось, что мать стала пить, потом продала квартиру и куда-то уехала. Больше о ней ничего не слышали.
Отец приезжал на нашу свадьбу. Он сильно постарел, после двух ковидов начались проблемы с сердцем. Но старался делать вид, что все хорошо. Я очень хотел бы увидеть Диего, но тот не смог прилететь: Элька снова была беременна, и он побоялся оставлять ее одну с малышней. Весной у них родилась третья дочка. Диего говорил, что они с Хосе-Рикардо остались в меньшинстве и им нужен еще хотя бы один парень для баланса.
«А вы как, думаете в эту сторону?» — спрашивал он.
Мы думали, правда. Предохраняться перестали еще до свадьбы, как только подали заявление. Но прошло уже десять месяцев — и ничего.
«Сева, не дергайся, — успокаивала Маша. — Иногда дети ждут подходящего момента. У меня все в порядке. Я не тот сапожник, который без сапог».
«А если не в порядке у меня?»
«Тогда я знаю, куда тебя отправить на обследование. Это не страшно. Сдашь анализы, подрочишь в баночку на порножурнал. Но пока еще рано».
Мне хотелось дочку. Мальчишка тоже ничего, но девчонка — лучше. У меня было бы сразу две любимые девочки. Чтобы заботиться о них, защищать, баловать. Чтобы возвращался откуда-нибудь, как сейчас, а они ждали бы меня и встречали.
Ведь это самое важное в жизни — чтобы было такое место, где тебя любят и ждут, правда?
Маша
Я улыбалась как дурочка, второй день подряд. Просто не могла удержаться. Делала своим теткам узи, запихивала им зеркало в интересное место, брала мазки — и улыбалась. Они, наверно, думали, что я смеюсь над их письками. Приходилось срочно говорить, что все у них там замечательно и прекрасно. А если было совсем не прекрасно, спешила утешить, что ничего страшного, все починим.
— Машка, а ты чего такая веселая вдруг? — насторожилась Тамара, которая теперь два раза в неделю вела прием, оставляя своих девчонок с няней. — Это не к добру.
— К добру, Том, к добру, — еще шире растекалась я. Как только губа не треснула?
— Бурундук, что ли? — догадалась она.
— Ага.
— Поздравляю! Как говорил мой научрук, на баб никогда нельзя положиться. То они замуж выходят, то рожают. Вот Варвара обрадуется.
— Ну что поделать, — вздохнула я. — Как-нибудь.
Выпив кофе в ординаторской, я вернулась в кабинет. Летом пациентов традиционно было меньше, выпадали такие вот окошки. Следующая записанная сидела под дверью, я хотела пригласить ее, и тут позвонила Марго. Она еще только поздоровалась, а я уже поняла: что-то случилось.
— Маш, ты на приеме сегодня?
— Да, а что?
— Можешь меня посмотреть?
— Конечно, приезжай часам к шести.
Времени на разговоры не было, я распрощалась и занялась пациенткой, но улыбаться перестала. Марго не шла из головы. Что там у нее стряслось? Ее возможные обострения к моему профилю никакого отношения не имели. Значит, другое.
Она прошла полное обследование, встала на учет, получала по квоте бесплатные лекарства стоимостью по миллиону за упаковку. Помочь они, конечно, не могли, но хотя бы поддерживали на плаву. Ей повезло, что болезнь обнаружили до дебюта — до того, как та вышла из скрытой фазы. За полтора года признаков ухудшения не появилось, уже одно это было хорошо. Хотя расслабляться, конечно, не стоило. Если уж этот процесс начался, его можно только замедлить, но не остановить.
Что касается Кешки, то тут как раз все замерло в мертвой точке. Они встречались — и не более того. Даже просто жить вместе Марго категорически не хотела.
Черт, неужели?..
Ну, Кеший, если это то, о чем я думаю, самолично хрен оторву.
Она вошла, и мне стало совсем нехорошо. Бледная, заплаканная, под глазами темные круги. Краше, что называется, в гроб кладут.
— Привет, Маш, — она поцеловала меня в щеку. — Узи сделаешь?
— Сколько? — вздохнула я, включая аппарат.
— Неделя.
— Тест делала?
— Да. Два. Оба плюс.
— Прекрасно, — я бросила на кушетку подстилку. — Рит, твою мать, ну о чем вы думали-то?
— Маш, а давай ты не будешь на меня орать? Я после своей терапии вернулась на таблетки. Второй цикл. И вот пожалуйста.
— Извини. Да, странно. Обычно такое бывает в первый цикл, да и то редко. Ладно, давай посмотрим.
Это была беременность, никаких сомнений. И это было…
Черт, я не знала, насколько все плохо. Потому что это никак не входило в мою компетенцию. Но одно могла сказать точно: аборт делать категорически нельзя.
— Ну что, Рит… Распрекрасные пять недель, — я повернула монитор и показала ей картинку. — Гормоны давно сдавала?
— В декабре.
— Твоя терапия должна была снять воспаление. Думаю, и гормоны на этом фоне стабилизировались. Но только почему-то перебили те, которые из таблеток. Направления на анализы дам, а потом ты знаешь, куда идти. Я тебе даже посоветовать не могу ничего по этому поводу.
— Я чего за эти дни только не перечитала, — с тоской сказала она, одеваясь. — Фишка в том, что рожать с моей болячкой можно. Если получится, конечно. Иногда даже замедляет процесс… на время. Но, Маш, я же не знаю, когда рванет. Через двадцать лет, через пять, через год. И как — тоже не знаю. Ослепну, оглохну, в коляску инвалидную сяду. А тут младенец.
— Не факт еще, что выносишь. Но аборт точно делать нельзя. После этого все в разнос пойдет. Надеюсь, это ты читала? Кешка знает?
— Нет. Не хочу, чтобы он знал.
— С ума сошла?
— Не хочу на него все это вешать, — Марго упрямо сдвинула брови. — И себя-то не хотела, а уж ребенка и подавно.
— Господи, какая же ты дура! — застонала я. — Вот теперь точно вижу, что у тебя весь мозг в дырках.
Она расплакалась, как маленькая испуганная девочка. Я прижимала ее к себе, покачивая, пытаясь успокоить. И казалось, что это я старше, и не на шесть
