История не терпит сослагательного наклонения. Да и объективно у его конкурентов не было шансов.
Я отрицательно качаю головой, не соглашаясь на предложение Данила, жить в их с отцом доме. Я вообще боюсь попадаться на глаза Сергею Юрьевичу. Он подарил сыну новую машину взамен угнанной, которую так и не нашли, и вроде как, по словам Дани, они с отцом понемногу общаются. Не так, чтобы прямо часто, все-таки Сергей Юрьевич слишком занят на посту губернатора, но иногда могут вместе поужинать.
На мое резонное замечание: «Он сослал тебя в интернат», Даня ответил, что это были лучшие четыре года его жизни, и он благодарен отцу. На этих словах мне стало очень неприятно, потому что в памяти снова всплыла Джоанна. Я постаралась успокоить себя тем, что помимо Джоанны у него были еще друзья, да и в целом под «лучшими годами в жизни» Громов понимает ту свободу, которая у него там была. Но все же осадочек у меня остался.
Я продолжаю жить в общежитии, где меня далеко не все устраивает, пока однажды в нашем блоке не прорывает трубу. Это случилось ночью, когда мы все спали. В семь утра у моей соседки зазвонил будильник, а через минуту она заорала не своим голосом.
— Что случилось!? — подскочила я на кровати, а опустив ногу на пол, тоже закричала. Линолеум покрывала ледяная вода.
Пока мы судорожно соображали, что делать, во входную дверь нашего блока начали тарабанить.
— Девочки, вы нас затопили!!! — послышался возмущенный голос соседки снизу.
Ну а далее последовал вызов вахтерши, ее причитания, затем приход сантехника и начальника общежития. Нам устроили допрос и стали обвинять в том, что трубу прорвало по нашей вине. Как будто мы ее специально расшатывали!
Мы с соседками сами собирали воду с пола, даже уборщица, которая дежурит на этаже, нам не помогала. Хорошо, что прорвало трубу с холодной водой, а не горячей, иначе, я не знаю, как бы мы справились. Но как итог — мы заболели. На время ремонта нашего блока нас поселили в комнаты к другим девочкам, которые совсем не обрадовались кашляющим гостям.
«Какая у тебя температура?», приходит сообщение от Дани.
«38»
На самом деле 39, но я не хочу его сильно пугать.
«Я сейчас к тебе приеду»
«Не надо! У меня есть лекарства!»
«За тобой нужен нормальный уход. Собери необходимые вещи, я тебя заберу»
«Куда ты меня заберешь???»
Он не отвечает. Через час Данил пишет, что приехал и спрашивает номер моей новой комнаты. Я называю ему и еле-еле встаю с постели. Перед глазами тут же все плывет, и мне приходится ухватиться за стол, чтобы не упасть. Тело горит, но одновременно с этим его бьет мелкая дрожь.
— Боже, Маша, — слышу голос Данила и чувствую его руки, но не вижу из-за пелены перед глазами. — Поехали.
Я настолько слаба, что у меня даже нет сил сопротивляться. Кое-как переодевшись из пижамы в джинсы и свитер и закинув в сумку вещи первой необходимости, я, опираясь на Данила, ухожу из общежития.
Я даже не спрашиваю, куда он меня везет. Закрываю глаза и тут же погружаюсь в состояние полудрема, когда вроде бы спишь, но при этом все слышишь и чувствуешь.
По ощущениям мы едем не долго. Данил останавливается, помогает мне выйти из машины, подхватывает на руки и куда-то несет. Сквозь прищуренные веки я замечаю серую высотку. Подъезд, лифт, лестничная площадка, металлическая дверь и незнакомая квартира.
В любой другой ситуации я бы устроила допрос, куда Громов меня притащил, но сейчас у меня нет на это сил и желания. Даня помогает мне снять одежду, укладывает в кровать и запихивает в рот таблетки, после которых я тут же отключаюсь.
Просыпаюсь я в незнакомом помещении. Оглядываю светлую комнату, деревянную стенку с множеством книг, шкаф, кресло…
Где я?
В мутном сознании всплывают обрывки минувших событий. Данил куда-то меня привез. Я больше не чувствую жара, поэтому поднимаюсь с кровати, оборачиваюсь в одеяло и иду на звуки. Данил на кухне стоит у плиты.
— Привет, — тихо говорю.
— Привет! — переворачивает блин и подходит ко мне. Целует в лоб. — Температуры нет.
Я слегка кашляю.
— Где мы?
— В квартире моей мамы.
От такого неожиданного ответа я дергаюсь. Данил говорил мне о своей матери только один раз — в нашу ночь откровений в доме Громовых. Он сказал, что она умерла на следующий день после того, как родила его.
— Твоей мамы? — неуверенно переспрашиваю и оглядываю кухню.
Она небольшая, тоже светлая, как и комната. Видно, что в квартире давно не было ремонта, но выглядит она чисто и по-домашнему уютно. Газовая плита, небольшой холодильник, окно с занавеской, кухонный уголок.
— Да. Это была ее квартира, — Данил снова целует меня в лоб. — Приходи завтракать.
Ошарашенная, я плетусь обратно в комнату. Надеваю домашние брюки и футболку, нахожу ванную, умываюсь, чищу зубы и возвращаюсь на кухню. У меня еще есть небольшой кашель, а в теле чувствуется слабость. Не думаю, что я выздоровела окончательно.
Данил ставит передо мной блины с вареньем и чай. Сам садится напротив.
— Не знала, что ты умеешь печь блины, — откусываю небольшой кусочек.
— Первый раз в жизни сейчас их делал. Надеюсь, не отравимся.
— Вкусно, — честно хвалю и запиваю чаем.
— Может, врача тебе вызовем? Вдруг воспаление легких?
— Мне уже лучше, не надо.
Меня распирает любопытство расспросить Данила про его маму. Я ведь даже не знаю, как ее звали, сколько ей было лет, как она выглядела. У Дани есть ее фотография?
— Расскажи мне про свою маму, — все-таки набираюсь смелости и прошу.
— Она умерла сразу после родов.
— Это ты говорил. А какой она была?
Данил не спешит с рассказом, и я сразу начинаю себя корить за любопытство. Очевидно ведь, что это больной для него вопрос, раз за все годы нашего знакомства Данил никогда не упоминал о матери.
— Ее звали Маргарита, —
