самый любимый запах на свете. Я знаю, что она вздыхает, когда счастлива и когда ей грустно, и я люблю все ее вздохи.
Я знаю, что она моя.
Я знаю, что она единственная.
И все же, когда недоверчивый взгляд Форда пронзает меня насквозь, трудно назвать это исчерпывающим. Половина меня хочет сказать моему циничному, не признающему любви брату, чтобы он отвалил, но другая половина знает, что он прав.
Я понятия не имею, почему она здесь.
― Она принимает таблетки. У нее есть список желаний. ― Форд вскидывает бровь. ― Списки ― это конечная вещь, Чарли.
Я чуть не съезжаю с дороги.
― Форд. Не заставляй меня съезжать на обочину и бить тебя по гребаной морде.
Мне не хотелось ударить его так сильно с тех пор, как он выпустил два полных баллончика спрея для тела «Axe» в мою палатку, когда мы были в походе.
― Тогда новая тема. ― Он тычет в меня своим кривым указательным пальцем ― тем самым, который он сломал, отправив фастбол в страйк-аут, завершивший мировую серию, ― Ты.
Я тихо ругаюсь. Форд и его большой, мерзкий рот.
― А что я?
― Что ты к ней чувствуешь? Потому что она тебе подходит. У нее есть задор. Она заставляет тебя улыбаться. Черт, да она всех нас заставляет улыбаться. Мне она очень нравится. Но ты до сих пор не рассказал ей о Мэгги, а через четыре недели она уедет.
― Да. Я знаю, черт возьми, ― выдавливаю я из себя срывающимся голосом.
― Ты любишь ее? ― Форд выглядит обеспокоенным.
― Да, ― огрызаюсь я. Мой брат давит на меня, и это работает. Ком в моем горле проходит. ― Я люблю ее.
Слова даются легко.
Я знал это с той ночи, когда она появилась в «Пустом месте» в желтом сарафане.
Что эта женщина изменит мою жизнь.
Теперь она повсюду. В моей голове, в моем сердце, под моей кожей. А я был чертовым идиотом, который боролся с этим. Боролся с ней. Наказывал себя. Я боялся этой невероятной девушки, которая показала мне, насколько я был одинок, пока не встретил ее.
Ухмыльнувшись, Форд скрещивает руки и откидывается на спинку кресла.
― И что же ты собираешься с этим делать, придурок?
Я открываю рот, чтобы сказать ему, что собираюсь выбить все дерьмо из его самодовольной задницы, когда мы вернемся на ранчо, а затем сказать Руби, что люблю ее, но жужжание моего телефона прерывает наш обмен напряженными взглядами.
Свирепо посмотрев на Форда, я включаю громкую связь.
― Что? ― рявкаю я.
― Эй, Чарли? ― Голос Уайетта потрескивает. ― Ты почти дома?
― Да, а что?
Долгая пауза. Потом он говорит:
― Я думаю, Руби уезжает.
Я жму на газ.
― Что?
― Она убирается в своем коттедже. Относит вещи в машину.
― Черт, ― говорит Форд.
У меня в груди все сжимается.
― Ты должен ее задержать. Не отпускай ее, ― говорю я, сжимая руками руль.
В моей голове пустеет.
Предупреждения Форда. Границы, которые я установил. Секреты Руби. Все, о чем я могу думать, ― это то, что я опоздал.
Я так застрял в прошлом, что не смог собраться с мыслями и увидеть будущее, которое у меня прямо перед носом.
Я увеличиваю скорость, и старый грузовик несется по проселочной дороге.
Я удержу эту женщину. Ни за что не отпущу.
И будь я проклят, что не дал ей того, чего она заслуживает.
Руби
Пронзительный визг шин рассекает вечерний воздух, и я резко поднимаю голову от багажника.
Черт. Вот дерьмо.
Разъяренный ковбой шагает в мою сторону. Я никогда в жизни не видела, чтобы человек двигался так быстро; из-под его сапог могут вылетать искры. Я запихиваю чемодан в багажник и отступаю назад, широко раскрыв глаза.
Это не то, чего я хотела. Я планировала уехать тихо. Без разборок.
На крыльце хижины Уайетт наблюдает за нами, скрестив руки.
― Если ты пыталась сбежать, принцесса, нужно было действовать быстрее, ― кричит он.
Я бросаю на него взгляд.
Потому что он прав. Мне следовало действовать быстрее, но я провела весь день, собирая вещи, прощаясь с лошадьми, плача в бархатную шерсть Стрелы и говоря ему, как сильно я люблю его и Чарли.
― Убирайтесь отсюда, ― кричит Чарли своим братьям.
Уайетт тут же отправляется на пастбище, а Форд бросает на меня долгий обеспокоенный взгляд, прежде чем отправиться в лодж.
И тут прямо передо мной вырастает Чарли, расставив ноги, словно готовый к бою.
― Ты уезжаешь, ― выдавливает он из себя.
Я смотрю на его напряженную позу, на его сжатую челюсть, и понимаю, что я никогда не видела своего ковбоя таким чертовски сексуальным. Таким взбешенным.
Я вызывающе вздергиваю подбородок.
― Лето почти закончилось.
― Впереди еще четыре недели, ― тихо говорит он.
― Это достаточно скоро. ― Я направляюсь к багажнику.
Он бормочет несколько проклятий, прежде чем схватить меня за руку и притянуть к себе.
― Недостаточно, Руби. — Его пристальный взгляд изучает мое лицо. Горячий. Сердитый. ― Ты собиралась уйти, не попрощавшись.
Обвинение ранит.
― Слишком тяжело прощаться. ― Я опускаю взгляд на землю. ― Кроме того… я сделала то, зачем приехала. ― Я тяжело сглатываю. ― Ранчо в безопасности. Все будет хорошо. Ты даже не будешь скучать по мне.
Из него вырывается какой-то жалкий звук.
― Не буду скучать по тебе? Как ты можешь думать, что я не буду по тебе скучать? Я скучаю по тебе уже сейчас. ― Он проводит ладонью по моей обнаженной руке, сжимает в кулаке ткань моего платья. Я чувствую, как мое предательское тело, мое сердце жаждет прижаться к нему. ― Каждый день, когда я не рядом с тобой, я скучаю по тебе. Каждый день, когда ты не в моей постели, когда я не целую тебя, я чертовски скучаю по тебе, Руби.
Каждое слово ― как кол в сердце. Прекрасно. Разрушительно.
― Чарли, не делай этого.
Отшатнувшись от него, я пытаюсь закрыть багажник, но его массивная рука перехватывает крышку прежде, чем я успеваю ее захлопнуть. Потянувшись внутрь, он берет сумку и ставит ее на землю.
Я смотрю на него, потом ругаюсь, потому что оставила ноутбук в доме.
Я тычу пальцем в его железную грудь.
― Я ухожу, ковбой, и ты не