его объятия. Он ловит меня, как я и предполагала, поднимает на руки и прижимает к себе. Я обхватываю его ногами за талию, а затем его рот накрывает мой.
Горячий, неистовый, всепоглощающий.
― Останься, ― рычит он мне в губы. ― Останься, и я дам тебе все. ― Мозолистые руки обхватывают мое лицо, и наши взгляды встречаются. Соединяются, горят. ― Ранчо. Каждый восход солнца. Мое сердце. Последнее ― ложь, потому что оно уже у тебя. Я принадлежу тебе, подсолнух.
Слезы текут по моему лицу.
― Ты разобьешь мне сердце, Ковбой, ― шепчу я, обвивая его шею руками. Я прижимаюсь к нему так, будто наступил конец света.
Он ухмыляется. Красивый. Сокрушительный.
― Никогда, дорогая. Ты просто должна мне позволить любить его.
Новая волна тепла обрушивается на меня.
Любовь.
― Останься, ― говорит он, его губы касаются моего горла.
― Да, ― шепчу я, ошеломленная тем, как сильно я люблю этого мужчину. Насколько он открылся мне. Он выложил все свои карты на стол, чтобы убедить меня. ― Я останусь.
Если что-то и разобьет мое дикое, безрассудное сердце, то это может быть только ковбой.
Мой ковбой.
А потом он снова завладевает моими губами, крепко прижимая к своей твердой груди. Руки Чарли путаются в моих волосах, мое сердце принадлежит ему, и он несет меня по коридору и лестнице в спальню. Наши сердца бьются в такт.
Я никогда не была так счастлива.
Я никогда так не боялась.
Чарли
Слышны раскаты грома. Вершины гор заволокли темные тучи. Руби сидит за столиком на маленьком балкончике возле спальни. Она завернута в простыню, ноги подтянуты к телу, щеки раскраснелись, ослепительно-голубые глаза смотрят на меня, когда я иду к ней.
Несколько часов назад она хотела уехать.
А теперь ее ― я люблю тебя ― уничтожило меня. Я покорен, но я бы не хотел, чтобы было иначе.
― Надвигается буря, ― бормочет она, не сводя глаз с моей обнаженной груди.
― Каждое лето, ― говорю я. ― Они приходят с гор и длятся до конца августа.
Поставив бутылку виски на стол, я оглядываюсь через плечо на смятые простыни на кровати. В воздухе витает запах секса. Я целую растрепанные волосы на макушке Руби, и она улыбается так лучезарно, что у меня сжимается сердце.
Все, что имеет значение, находится здесь, передо мной. Моя девочка-подсолнух, моя спасительная благодать, солнце на моем небе, когда так долго я видел только черные тучи.
Но сначала я должен рассказать ей свою историю. Я в долгу перед ней. Особенно если она останется.
Я выдвигаю стул и сажусь напротив нее.
― Я хочу рассказать тебе о Мэгги.
Она вздрагивает.
― Ты не обязан.
― Позволь мне сделать это, Руби, ― хрипло говорю я.
Кивнув, она садится прямо.
― Хорошо, ковбой. ― Затем она протягивает руку через стол и касается меня. И я успокаиваюсь. Это магия Руби. Ее любовь приносит что-то настолько безмятежное, что я не могу это описать. Все мои сомнения, все мои нервы улетучиваются от небольшого проявления любви.
― Мы были лучшими друзьями детства. Она была моей школьной возлюбленной. Я сделал ей предложение, когда мы закончили школу. ― Я провожу рукой по лицу. Мне кажется, что это неправильно ― рассказывать в двух словах о том, какими мы были с Мэгги, но, глядя на Руби, я хочу, чтобы все это осталось в прошлом, и я мог двигаться дальше. Жить прошлым больше нельзя.
― Это было последнее соревнование в сезоне. Она участвовала в забеге с бочками. ― Я медленно выдыхаю, воспоминания обжигают. ― Я был там, когда это случилось. Ее лошадь испугалась и упала на нее. Она погибла у меня на глазах.
Руби задыхается, поднося руку ко рту.
― Вот почему ты так вел себя. ― Ее голубые глаза блестят от непролитых слез. ― Почему ты не хотел, чтобы я ездила верхом. Когда я подошла слишком близко к той лошади. Ты закричал. И выглядел печальным.
Я должен был догадаться, что не смогу все скрыть от Руби. Моя девочка умная.
Она слушает, пока я рассказываю ей, как моя жизнь перевернулась после смерти Мэгги и как я не знал, как справиться с этим. Как я оказался на ранчо «Беглец» и как мои братья последовали за мной.
― Это долгая история. ― Я протягиваю руку и переплетаю наши пальцы. ― Короткая история такова ― я оказался здесь, чтобы встретить тебя.
Руби молчит долгую минуту.
― Мне так жаль, Чарли. ― Она грустно улыбается мне. ― Потерять того, кого любишь… это ужасно.
Она смотрит вдаль, потом вздыхает.
― Я нашла ее фотографию. — В ее голосе слышится чувство вины, когда ее взгляд встречается с моим. ― Она была прекрасна.
Я проклинаю себя за то, что позволил ей думать Бог знает о чем.
― Я должен был сказать тебе.
― Нет. Это твое дело. ― Она опускает глаза. ― У всех нас есть секреты.
Я больше не могу сдерживаться.
Больше никакой дистанции.
Я встаю и меняюсь с ней местами, притягивая Руби к себе на колени. Я обнимаю ее и прижимаю ее голову к своему плечу. Я все еще не оправился от того, что она чуть не сбежала.
― Ты можешь рассказать о ней, Чарли, ― говорит она, улыбаясь мне. ― Тебе не нужно скрывать ее. Тебе больше не нужно убегать.
Ее рука лежит на моей груди, и мое сердце бьется где-то в горле.
Вот почему я люблю ее.
Я понимаю, что все эти годы спустя я все еще наказываю себя, все еще расплачиваюсь за смерть Мэгги. За то, что притащил сюда своих братьев.
Кажется важным и правильным поделиться этим с кем-то.
Я уже не тот мужчина, каким был в начале лета. Когда возил Руби на гору, рычал на нее, не представляя, как сильно она изменит мое сердце.
Как она вернет меня к жизни.
― Спасибо, ― шепчет она. ― За то, что рассказал мне.
Есть еще кое-что, что нам нужно прояснить.
Я немного поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее.
― Ты тоже бежишь, ― говорю я ей.
Сидя, Руби выпрямляет свои стройные плечи. Ее подбородок дрожит, а в глазах появляется страх, от которого у меня перехватывает дыхание.
― Да.
От ее дрожи ярость вспыхивает во мне. Мои руки сжимаются в кулаки.
