Мы-то по-простому из обычных чашек пьем.
Вообще-то те чашки, из которых они пьют каждый день, когда-то тоже были частью сервизов. Только Всеволод Алексеевич имеет обыкновение посуду бить с впечатляющей регулярностью.
На кухне появляется Аделька, и Сашка немеет. На подруге банное полотенце, которое Сашка ей выдала, обернутое вокруг тела. И все. Нет, ну по набережной отдыхающие и не так ходят, они и в магазины или кафе могут в мокрых купальниках заявиться. Но…
Всеволод Алексеевич ехидно улыбается, но никак не комментирует. Усаживается за стол в ожидании пирога. Судя по умопомрачительному запаху яблок и корицы, а также пышному внешнему виду, пирог Сашке удался. Она режет его на куски, раскладывает по тарелкам, разливает чай.
– Сама пекла? – удивляется Аделька.
Сашка сдержанно кивает. Ну да, не ее репертуар. В школе на «трудах» они как-то шарлотку пекли, так у Сашки получилась сладкая яичница. Аделька над ней тогда долго смеялась – они как раз были в ссоре и оказались в разных командах в кулинарном соревновании. Сашка тогда больше из-за подруги расстроилась, чем из-за пирога: не интересовала ее кулинария, да и в целом «труды» казались бесполезным, глупым предметом. Она уже вовсю готовилась стать «тетей доктором» для тогда еще мифического Туманова. Но с тех пор прошло так много лет и теперь у Сашки есть причина стараться. Причина, кстати, уже умяла свой кусок и поглядывает на следующий. А много-то ему нельзя выпечки.
– Ну ты даешь. А мне времени жалко, да и сладкое не люблю. Сахар вредно жрать.
– Тут сахара нет.
– Все равно не хочется. Саш, а колбаска есть какая-нибудь?
– Буженина есть, домашняя.
Сашка достает из холодильника завернутый в фольгу кусок мяса, режет хлеб. Аделька скромницей никогда не была, но теперь ее непосредственность слегка обескураживает.
– Всеволод Алексеевич, вам отрезать?
Качает головой. Заинтересованный-заинтересованный, аж глаза блестят. Чем он так заинтересовался? Хотелось бы надеяться, что не Аделькиным бюстом, который намотанное полотенце не особо-то и скрывает.
– Ты что, и буженину сама делала? Серьезно? А колбасу вообще не покупаешь? Вы тут что, натуральным хозяйством живете, что ли?
– Да нет. У Всеволода Алексеевича диабет, я стараюсь не покупать еду, в составе которой не уверена. Проще запечь кусок мяса, чем искать колбасу без какой-нибудь дряни.
– Ладно, девочки, я вас оставлю, – Всеволод Алексеевич допивает чай и поднимается из-за стола. – Шушукайтесь, а я пойду узнаю, что в мире творится.
Сашка провожает его взглядом. Новости смотреть пошел, одно из любимых занятий. Вот охота ему нервы себе трепать. Но ему нравится.
Аделька качает головой.
– Обалдеть. У вас тут совсем другая жизнь. Тихо так. И ты, Сашка, изменилась. Я думала, ты в Москву рвешься, как и я. Концерты, тусовки, артисты. А ты залезла в еще большую задницу, чем Мытищи.
– Так было же все, – пожимает плечами Сашка. – И концерты, и тусовки. Сколько можно-то? И артист – вот он. Ему здесь лучше, здесь морской воздух, сосны, климат подходящий.
– А ты? А для себя? – и перебивает прежде, чем Сашка успевает ответить. – Я знаешь, к какому выводу пришла? Что жить надо только для себя. Перед мужиком чем больше стелешься, тем сильнее он об тебя ноги вытирает. Помнишь, в «Кайфе» солист такой был, беленький? Я же с ним затусила тогда, еще когда они в Мытищах выступали. Потом на гастроли с ним ездила по Волге.
Сашка молча жует свой пирог. Она слишком хорошо знает закулисную кухню, чтобы понимать, в каком качестве Аделька ездила «на гастроли». Если даже в коллективе таких мэтров, как Всеволод Алексеевич, творилось черт-те что, то о нравах в более молодой эстрадной тусовки лучше даже не думать. Хорошо, если Аделька спала только с беленьким солистом, а не со всей группой по очереди. А то и одновременно. С другой стороны, фанатки таких артистов их и не боготворят. У этих кумиров почти нет интеллектуального разрыва со своими поклонницами. Разница в возрасте лет пять, ерунда. Поклонницы воспринимают их, как вполне земных существ, просто при деньгах, славе и всякой красивой атрибутике, которую при случае можно поиметь. И предложение их кумира «пройти в номера» не шокирует этих фанаток так, как Сашку и ее подруг, считавших своего кумира – Туманова и ему подобных – безгрешными небожителями с вершины эстрадного Олимпа.
– Ну вот, а потом он меня с Пашкой Светиковым познакомил. Знаешь же Светикова? Мы с ним встречались. Он меня на фэшн-канал устроил ведущей. А когда мы с ним разосрались, я на «Музыка-ТВ» перешла, там вообще отдельная история…
Сашка слушает, но не особо вникает. Суть ей уже понятна. Чем занималась Аделька последние лет десять тоже ясно – тусовалась, меняя мужиков, каналы и даже род деятельности. То снималась на обложки журналов, то просто… снималась. То вела какие-то передачи, то пела. О нынешней работе Аделька говорит неохотно, да Сашка и не спрашивает. Звезды первого эшелона в ресторанах при отелях не поют, даже в разгар курортного сезона. И, надо полагать, никакого райдера в природе не существовало, и жить Адельке в Прибрежном негде. Впрочем, Сашку интересует совсем другое.
– Адель, а папа твой как?
Адельку воспитывал отец, мама всегда находилась в каких-то загадочных командировках. Отец занимался бизнесом и баловал дочь как мог. А мог он многое: дубленки, самые модные шмотки, билеты в Москву и на концерты по первому требованию. Сашка не то чтобы завидовала, скорее, удивлялась, что так тоже бывает. И сейчас ей интересно, как отец относится к тому, чем Аделька занимается. Вряд ли же ему это нравится?
Аделя пожимает плечами.
– Да как? В Мытищах остался в нашей квартире. Кукушка у него поехала на старости лет. Не знаю даже, что с ним делать. Там соседи уже разборки устраивают, пишут куда-то, жалуются на него. Боятся, что он их подожжет или взорвет однажды. Даже монетки ему в замочную скважину засовывали, чтобы он домой не мог зайти. А ему что, он понимает, что ли? Он на лестничной площадке спать ложится. Недавно звонил, жаловался, что его в банк не пускают за пенсией.
– Почему?!
Сашка ошеломлена. Нет, она осознает, что время идет, что их родители уже в солидном возрасте. Но не таком уж солидном, чтобы с катушек съезжать. Впрочем, кукушка может поехать и в пятьдесят, и в сорок. Просто она рассчитывала на совсем другой ответ.
– Да он в штаны ссытся. Не понимает же ни хрена. Ну они и решили, что он бомж, не пустили в зал. Пришлось ехать, заявление какое-то писать, чтобы ему на
