выглядит иначе.
– По прогнозу дождь до самого вечера, – сообщает Всеволод Алексеевич. – Так что море вам, девочки, не светит. Поезжайте в торговый центр гулять.
У Сашки глаза на лоб лезут. Он что, специально? Она вообще не собиралась «гулять». Аделька сюда вроде бы работать приехала, а не развлекаться. И чем ее удивлять в единственном торговом центре маленького прибрежного городка? Что там Аделька не видела?
– Что ты на меня так смотришь? Сходите прогуляйтесь! Поболтаете, мороженое поедите, шмотки какие-нибудь купите. Как там еще девчонки развлекаются? Аделина, я вас прошу, вытащите ее из дома. Она же ничего не видит, кроме моей морщинистой рожи.
– Меня все устраивает, – фыркает Сашка. – Включая морщины.
– А меня – нет! Ты полночи из-за меня не спала, теперь ходишь мрачнее тучи. Нельзя же жить только по моему графику. К тому же подруга приехала, когда еще такое случится? Идите гуляйте!
– Ой, слушай, я как раз хотела по магазинам прошвырнуться, мне концертные туфли нужны. Перед самым отъездом каблук сломала, уже некогда было возиться. Так что я «за», – откликается, как назло, Аделька.
– А вы как же, Всеволод Алексеевич?
– А я побуду дома и от вас отдохну, – безапелляционно заявляет он. – Телефон повешу себе на грудь, ты все равно будешь звонить каждые пять минут.
– Не надо на грудь – вредно, радиация, – ворчит Сашка.
Что ей еще остается? Только согласиться.
Всеволод Алексеевич настоял, чтобы они взяли такси, а не мокли под дождем. И через полчаса они уже едут в торговый центр. По дороге Сашка проводит мини-экскурсию.
– Главная достопримечательность у нас, конечно – набережная. Если завтра погода восстановится, обязательно пройдемся. Есть несколько очень приличных кафе на берегу. Мы со Всеволодом Алексеевичем нашли отличное место, там настоящие хачапури и язык в цахтоне. Пальм, увы, не так много, но есть сосны. Сочетание сосен и моря дает потрясающий эффект, чувствуешь, насколько легче здесь дышится, чем в Москве? Плюс долгое лето, зимы почти нет. И просто красиво: каждый уголочек люди стараются благоустроить, цветы посадить, статую какую-нибудь поставить, фонтанчик. Идешь по городу и радуешься.
– Ты тут от тоски не вешаешься? – зевает Аделька. – Маленький провинциальный городок. Те же Мытищи, Саш. Куда сбежала-то?
И Сашка понимает, что Адельке совсем не интересно. Ни про пальмы слушать, ни про кафе на набережной. И цветочные клумбы ее не восхищают. А что восхищает-то? Стеклянные башни Москва-сити? Ну молодцы, построили. Кусок Нью-Йорка посреди Москвы. Дальше что? Жить на европеизированном пятачке и дальше носа не казать, благо, все под боком: и фитнес-центры, и рестораны, и все модные офисы крутых компаний? Тогда уж лучше Арбат. Центр Москвы Сашке нравился хотя бы с эстетической точки зрения.
Экскурсия затухает сама собой: Сашке больше не хочется рассказывать. Она любит Прибрежный за его красоту, за запах моря, за тихие зимы, похожие на осень, с желтыми листьями и дождливыми вечерами. Любит за то, что это их со Всеволодом Алексеевичем город. Город, в котором ей никогда не было одиноко, как в Москве, как на Алтае. И если кто-то не разделяет ее любовь, то чего стараться-то? К тому же у Адельки звонит телефон, кажется, ее работодатели все же решили выйти на связь. Весь остаток пути до торгового центра она обсуждает детали вечернего выступления. А Сашка, скорее машинально, тоже тянется к своему телефону. Они расстались с Тумановым десять минут назад, но ей уже хочется услышать его голос и убедиться, что все хорошо.
* * *
Когда-то, в прошлой жизни, они обожали вместе ходить по магазинам. По городскому универмагу с убогим корабликом на фасаде, живому воплощению блеска и нищеты девяностых. Универмаг поделили на десятки «точек», каждая из которых торговала импортным, таким привлекательным в те годы хламом: бесполезными китайскими статуэтками, убогой аляповатой посудой, картриджами для приставок, тетрисами и тамагочи, шоколадными яйцами, растворимыми порошками «Юпи» и приторными бисквитными рулетами с джемом в ярких обертках. На прелести заграничной жизни у Сашки никогда не было денег, ее скромные накопления спускались на новый диск Туманова или чистую видеокассету для записи его выступлений. Но она часто таскалась вместе с Аделькой «просто поглазеть» на импортные товары после школы. Им обеим это занятие казалось чрезвычайно увлекательным.
А теперь Сашка откровенно скучает. Аделька заходит то в один магазин, то в другой в поисках подходящих туфель, и ничего ей не нравится.
– Ну у вас и цены, – шипит она, выбравшись из очередного бутика. – Прямо как в Москве.
– А почему тут должно быть дешевле?
Сашка с удивлением смотрит на брендовую вывеску. Если туфли определенного бренда стоят условные пятьсот долларов, то какая разница, в Москве их продают или в Прибрежном? Другой вопрос, что в маленьких городах дорогих товаров может просто не быть. Но не в Прибрежном. Там, где есть отдыхающие, есть и избыток предложений.
– Короче, проще на «Алике» заказать. – Аделька достает телефон. – Вот, смотри, какие я заказывала. Тысяча рублей всего лишь! Скажи, крутые?
Сашка смотрит на экранчик. Пошлая подделка под «лабутены». Которые и в оригинале-то кажутся ей пошлыми. И Сашка не понимает, где повод для гордости? Чему Аделька радуется? Что купила дешевую подделку? Которая развалилась аккурат перед гастролями, и теперь надо покупать замену. Впрочем, Сашке все равно. Она пожимает плечами.
– Ну посмотри вон в том, сетевом. Там адекватнее цены должны быть. А я в «Трикотаж» зайду, Всеволоду Алексеевичу маечки посмотрю, раз уж мы здесь.
Аделька как-то странно ухмыляется, но заявляет, что тоже хочет в «Трикотаж».
– Топики себе возьму. Я лифчики перестала носить, ты знаешь? Они вредные такие, пережимают кровообращение, потом кисты образуются. Только на концерты надеваю.
У Сашки изгибается бровь. Не то чтобы она считала лифчики полезными. Но меньше всего ожидала, что Аделька соблазнится простеньким белорусским трикотажем. Ладно Всеволод Алексеевич, она ему для дома берет, практически на один раз, на две-три стирки. Он любит мягкие и натуральные ткани. Но Аделька?!
Они бродят вдоль рядов, Сашка отыскивает стеллаж с мужским бельем, начинает перебирать майки в поисках нужного размера. Аделька стоит рядом, наблюдает.
– Нет, Сашка, ты все-таки неправа, – вдруг выдает она. – Нельзя так с ними.
– Как?!
– Маечки, трусики. Кашку по утрам варишь. Ты обалдела? Он тебя бросит в итоге. Ты стервой должна быть. Женщиной-праздником, которую каждый раз надо умолять о сексе. И никакой каши. Сам пусть варит. А лучше из ресторана еду заказывает.
– Адель, ты обалдела? Я ему не любовница!
– А кто? Мамка и нянька, что ли?
Звучит так насмешливо, что Сашке становится обидно. Хотя на правду не обижаются.
