Мамка и нянька. Тетя доктор. И все равно горько, аж до слез. Сашка почему-то вспоминает и яичницу-шарлотку, и пенал-свеклу. Вот что за человек? Умеет одной фразой сделать больно. И не просто умеет, а любит это и практикует. Зачем, спрашивается? Сашка тоже за словом в карман не лезет, но ее подростковая агрессивность давно осталась в прошлом. Теперь она сначала думает, потом говорит. И взвешивает, на кого можно нападать, а кто «свой». В ее представлении подруга детства – однозначно «свой» человек.
– Давай не будем это обсуждать? – глубоко вздохнув, предлагает она. – Все сложно. Только запомни – он меня не содержит.
И именно в этот момент пиликает телефон. Сашка, естественно, за него хватается, хоть и слышит, что это эсэмэска, а не звонок. Щелкает по экрану, и видит сообщение о пополнении карты. И Аделька, стоящая рядом, тоже видит. И примечание с тремя опечатками, потому что кто-то очень плохо попадает в мелкие буковки, они видят обе. «Купи себе что-нибудь приятное». Аделька многозначительно хмыкает. Сашке хочется провалиться на месте.
– Ты все выбрала? Пошли на кассу, – рычит она на подругу.
Подходящие туфли так и не обнаружились. Они обходят все магазины, после чего Аделька заявляет, что будет выступать в обычных босоножках. Мол, пошло все к черту. Сашка чувствует себя неловко. Ей приходит мысль, что у подруги просто нет денег на хорошую обувь. И, наверное, нужно ей помочь. Да хоть бы и из той суммы, что этот засранец на карточку перевел! Но как это сделать, чтобы не обидеть? А пока Сашка размышляет, Аделька предлагает зайти куда-нибудь выпить кофе.
– Жрать я не буду, вечером все равно банкет, – рассуждает она. – Но кофе бы глотнула. Есть у вас недорогая кофейня?
– Пошли, я угощаю!
Сашка еще больше утверждается в мысли, что у подруги проблемы, и сворачивает в американскую кофейню с Медузой Горгоной на логотипе. Всеволод Алексеевич ее не любит, говорит, кофе у них пережженный. Сашка подозревает, что он просто в обиде на кофейню, не включившую в меню никаких десертов, которые он мог бы есть без последствий. А в несетевых заведениях для него всегда найдется что-нибудь подходящее.
– А, ну конечно, тебя же проспонсировали. Ладно, не хмурься. Пошли, попьем кофеечку за счет твоего Севушки, чтоб он был здоров. Завтра я угощать буду, мне сегодня заплатят за концерт. Знаешь сколько, кстати?
– Сколько? – без особого интереса, скорее машинально переспрашивает Сашка, входя в кафе.
– Сто штук по договору и еще восемьдесят в конверте! Прикинь, за три вечера!
Сашка пожимает плечами. Она не знает, много это или мало. Могла бы у Всеволода Алексеевича спросить, но зачем? Она не любитель чужие деньги считать.
– А в прошлом месяце в Москве работала вообще за двести! В Кремле!
Сашка отрывается от доски, на которой мелом написано, а скорее, нарисовано меню кофейни. Оборачивается к Адельке. В Кремле?!
– В Кремлевском дворце, – поясняет подруга.
– В дипломатическом зале, что ли? – не выдерживает Сашка.
Помимо основного огромного зала, который не каждая звезда и первого эшелона способна собрать, в Кремле есть еще маленький дипломатический зал, где и арендная плата меньше в разы, и мест всего ничего. Обычно артисты «забывают» уточнить, где именно они работали. Важно же, что в Кремле!
– Нет, в фойе, – неохотно признается Аделька. – На премии «Музыка года». Там же много народа тусит, для них тоже музыкантов ставят.
– А…
Больше Сашке сказать нечего. Опять же, кто она, чтобы осуждать? В фойе так в фойе.
Она берет для Адельки классический латте, для себя пряничный раф, сразу вспоминая, кто и при каких обстоятельствах ее с этим напитком познакомил. И на душе как-то теплее становится. Как он там, интересно? Что делает? Телевизор смотрит? Газету читает? Надо ему свежей прессы купить, кстати. Наверняка новый «Караван» вышел, он в последнее время пристрастился к изданиям, публикующим всякие околоэстрадные сплетни. Скучает, наверное.
Они сидят друг напротив друга в приличном кафе. Сашка им еще по куску морковного торта взяла. Пьют кофе, лопают десерт, но молчат. Аделька о чем-то задумалась, наверное, о грядущем выступлении. А Сашка вспоминает, как раньше они сидели в школьной столовой. За пластиковым убогим столом пили какую-то бурду из граненых стаканов, ели коржики из песочного теста. В очередь всегда вставала Аделька, потому что Сашку выпихивали из нее и старшеклассники, и проворные малыши. Когда учились во вторую смену, приходили за час-два до занятий и просто так сидели в столовой, болтали. Или задания друг у друга списывали. И всегда находились темы, чтобы потрещать. А теперь Сашка не знает, что сказать, чтобы не напороться на очередную шпильку в свой адрес. За что, спрашивается? Завидует ей Аделька, что ли? Но чему? Не скинутой же на карточку сумме, куда более скромной, чем те гонорары, о которых Аделька рассказывает. Кстати, Всеволода Алексеевича ждет серьезный разговор. Что еще за спонсорская помощь?!
– А помнишь, как мы в больницу играли? – вдруг вспоминает Сашка. – Еще мелкие совсем были. Кукол лечили, кормили. Ты ко мне еще в гости приходила, мы на балконе устраивались. И ты придумала мелко нарвать туалетную бумагу и покрасить ее желтой краской, типа макароны. Мы варили нашим пациентам обед из туалетной бумаги и каких-то листиков.
Аделька смотрит на нее как на сумасшедшую. Не помнит? Или не хочет помнить? Но для Сашки такие эпизоды из детства значат очень много. Ей кажется, что вот так правильно: когда ты с одним и тем же человеком кукол обедом кормил, первый секс обсуждал, а теперь, в свои почти сорок, кофе пьешь за тысячу километров от родного города. В Сашкиной системе координат только так и должно быть: если любовь, то одна и на всю жизнь, если дружба, то с горшка и до могилы.
– Я помню, как мы ссорились, – говорит Аделька. – Когда у тебя Туманов начался, с тобой вообще невозможно стало общаться. Ты только о нем и думала, лишь о нем говорила. Фотки его везде лепила. Даже какую-то кассету с его изображением везде таскала, как куклу. Слушай, а он знает об этом?
– О чем? О кассете знает, – сухо кивает Сашка.
– И что? Ничего тебе не сказал? Нет, ну согласись, это ненормально.
Сашка пожимает плечами. И думает, что ругались они совсем по другой причине. У них тогда классная руководительница в декрет ушла, а на ее место пришла Аделькина родная тетка, сестра отца, тоже учительница в их школе. И Аделька, пусть всего на один год, но стала настоящей звездой класса.
