— Хорошо, — киваю я как кукла с поломанным шейным шарниром.
— Будь хорошей девочкой, заботься о моем ребенка, и все будет путем. Поняла?
— Поняла, — соглашаюсь я, готовая потерять сознание от его звериного запаха и парализующей близости.
— Пойдем, пора ехать. Хочу знать, как там сын.
Он отпускает меня, и я еле сдерживаюсь, чтобы не броситься прочь.
Цербер поднимается на ноги, хватает меня за руку и тянет за собой. В этой поездке в медцентр, меня успокаивает только дно: в машине будет Рафа. Во мне еще живет надежда, что если будет совсем плохо, то он за меня вновь вступится.
Рафа курит у машины. У его ног уже накопилось множество затоптанных окурков. В моей голове крутится один и тот же фильм. Я почти как наяву вижу, что Рафа выхватывает из кобуры пистолет — я знаю, что он там, под пиджаком — и всаживает Церберу пулю в лоб. Он же снайпер. Я вижу это в красках. В ушах звенит от выстрела. Я чувствую брызги соленой, горячей крови на своем лице.
Пока Цербер садится в машину, я успеваю поймать взгляд Рафы. После новости о том, что я выращиваю в себе паразита, в нем появилось еще больше теплоты. Он почтительно открывает для меня дверь «Джипа» и ждет, пока я устроюсь внутри, и только потом садится за руль.
— Есть какие новости по этому мудаку? — спрашивает Цербер, прибив Рафу своим волчьим взглядом.
Они постоянно говорят о каком-то Князеве. Я пыталась выспросить у Цербера, кто этот человек, но он только свирепеет и рычит, что это не мое дело. Я вся превращаюсь в слух. Я еще не поняла, друг мне этот таинственный Князев или нет, но он определенно сильнее Цербера, и мне нужна любая информация.
— Как сквозь землю провалился, Олег Владимирович, — рапортует Рафа, и в его голосе я впервые не слышу привычной твердой уверенности.
— Я тебе огромные бабки плачу за качественную охрану, а ты не можешь найти какого-то сраного лузера? — вскипает Цербер, и я вжимаюсь в дверцу, преодолевая рефлекторный порыв закрыть голову руками.
Каждый раз, когда он начинает орать, я зависаю, окаменев от ужаса.
— Я работаю, Олег Владимирович, делаю все, что могу. Дайте еще немного времени. Возможно, он умер и закопан в безымянной могиле как бродяга.
— Я тебе голову откручу, если к концу недели ты ничего не нароешь, — шипит Цербер угрожающе, хватает меня за талию и притягивает к себе. — Скажи спасибо, что тут Агния, иначе я бы тебя поучил, как нужно делать свою блядскую работу!
— Спасибо вам, Агния Алексеевна, — на полном серьезе отзывается Рафа.
— Ты еще ерничать здесь будешь, урод? — продолжает орать Цербер, брызжа слюной.
Мое сердце колотится в горле, а ладони мокрые от пота.
— Олег, он ничего такого не имел в виду, — бормочу я, схватив его за рукав. — Успокойся, у тебя же сердце, тебе нельзя нервничать.
Я стараюсь выгородить Рафу, прикрыв свою тревогу о нем беспокойством о Цербере. Тот замолкает и впивается в меня безумным взглядом.
— Ну прости, принцесса. Нервы ни к черту. Не трясись.
Он обнимает меня и целует в щеку. Когда Цербер так близко, собственное тело прекращает меня слушаться. Его запах тяжелый и тошнотворный. От звуков голоса тянет забиться под стол как во время бомбежки. Но хуже всего — прикосновения. Мне хочется вопить от ужаса, когда он трогает меня.
— Все хорошо, — бормочу я как мантру, стараясь не встречаться с Рафой взглядом.
* * *
Он крепко держит меня за руку и ведет по извилистому светлому коридору, словно я психбольная или заключенная. Еще недавно мне просто хотелось, чтобы этот монстр прекратил меня насиловать. Но с его ублюдком в животе и этими вызывающими нервный тик нежностями стало еще хуже. Теперь его частичка во мне всегда, и от нее не скроешься и на минуту.
Знал бы Цербер, что я методично вытравливаю его ребёнка, регулярно сидя в кипятке. Он бы меня убил. Или привязал к кровати на весь срок беременности.
На пороге кабинета, пахнущего антисептиками и ужасом, меня переклинивает. Он несильным тычком в поясницу заталкивает меня внутрь и сам входит следом.
— Мы на УЗИ, — рявкает Цербер, придерживая меня за плечо.
— А вы кто? — спрашивает миловидная брюнетка, посмотрев на него поверх очков в тонкой оправе.
— Муж, — следует ответ, и я вздрагиваю, задев чертово кольцо, которое, кажется, сдавливает палец почти до боли.
— За дверью подождите, — бросает она, глядя в монитор компьютера и клацая пальцами с короткими ногтями по клавиатуре.
— Ага, разбежался, — с неприкрытой агрессией гаркает Цербер. — Я хочу все знать и видеть. Буду присутствовать. Я плачу вашей шарашкиной конторе немалые бабки за услуги и имею право!
Она смотрит на него ошарашено, молча кивает и тихо обращается ко мне:
— Снимите все, что ниже пояса, Агния Алексеевна, и ложитесь на кушетку.
Я боялась этого момента. Все это время я тешила себя надеждой, что это ошибка и у меня просто киста или миома, или еще какая страшная болезнь, меняющая тело, а сейчас узнаю точно, что там внутри нечто живое.
— Чего встала, Агния? — угрожающе шипит Цербер и рывком стаскивает с меня легинсы вместе с трусиками.
Он сажает меня на кушетку и, опустившись на корточки, снимает с меня кеды со всей прочей одеждой, которая комом застряла в районе щиколоток.
Я ложусь на кушетку с чувством, будто меня сейчас начнут резать на живую. Врач просит меня согнуть колени и накидывает на ноги простыню. Теперь хоть не так унизительно.
У нее теплые руки и деликатные касания, но я все равно вздрагиваю, когда она вводит в меня похожий на член датчик, обтянутый презервативом.
Она водит им внутри меня, и я впиваюсь пальцами в края
