Размечтавшись, он не заметил удивления на лице Лили.
— Зейн, — не выдержала она.
— Да?
— Что-то не припоминаю, чтобы я собиралась в Нью-Йорк.
Зейн поцеловал ее в лоб.
— Конечно, ты не собиралась. Прости мое нахальство. Но, Лили, там моя работа, и я убежден, что на этот раз тебе там понравится. Ты стала старше. Мои дела идут успешно. Я больше ничего не боюсь и уверен, что ты полюбишь Нью-Йорк. А если даже этого не случится, мы сможем часто приезжать сюда. — Он спешил, стараясь поскорее убедить ее. — Мне так и так придется бывать в Техасе, чтобы присматривать за матерью. Вчера я был у нее и понял, что очень ей нужен. Лили, мы все устроим. Я уверен.
Лили чуть отодвинулась от него. Убрала руку.
— Но не далее как вчера я получила в наследство «Древности». Теперь вся ответственность за них лежит на мне.
— Может, их можно продать?
— Не получится. Папа оставил дело на грани банкротства. Меня это до смерти пугает. Я ведь ничего не смыслю в бизнесе. Я имею в виду, что у меня нет никакого специального образования.
— Есть идея! Может, я смогу помочь тебе. Во-первых, нужен хороший бухгалтер.
Лили кивнула:
— Фрэнк, мой адвокат, уже нашел одного, к тому же Фрэнк сам готов помогать мне, но, конечно, он не может делать за меня все. Мне столькому надо научиться. И так быстро. Я чувствую себя пятилетним ребенком, которого вместо детского сада отправили в колледж.
— Надеюсь, что смогу тебе помочь.
— Хорошо бы.
Настроение у Зейна испортилось.
«Но на самом деле я вовсе не помогаю, — думал он. — Предъявляя свои претензии на тебя, я только усложняю тебе жизнь. Пусть даже причина в том, что я люблю тебя… мечтаю о нашем совместном будущем».
— Папа поручил мне сделать «Древности» прибыльными.
— Лили, — Зейн старался не обращать внимания на тревожный холодок, пробежавший у него по коже, — твой отец умер. Ты вольна делать что хочешь.
— Нет, не вольна.
Зейн вдруг почувствовал, что у него стынет кровь в жилах.
— Что ты говоришь, Лили?
Она запнулась. Что-то не так! Что? Они любят друг друга. Неужели ей суждено снова потерять его? Оттолкнуть? Между ними снова разверзлась пропасть.
Зейн выскочил из постели. Сквозь чуть приоткрытые шторы светили городские огни, освещая его мускулистое тело.
— Ты любишь меня?
— Да. Очень. — На глазах у нее выступили слезы, в горле стал сгусток боли.
— Тогда поедем в Нью-Йорк.
— Я не могу!
— Сможешь…
«Если по-настоящему захочешь», — добавил он про себя.
Неужели все пропало? После того как он снова нашел ее? Почему?
— Я обещала папе.
— Ты любишь его больше, чем меня? — обиженно воскликнул он.
— Но я должна это сделать!
— Нет! Ты не должна! — крикнул он. Потом заставил себя успокоиться. — О, Лили, как ты не понимаешь? Ты совершаешь ту же самую ошибку, которую допустил я.
— Мне так не кажется. Это совсем другое! — Сидя на краю постели, она стала надевать блузку.
— Лили, — умолял Зейн, — прекрати говорить глупости. Твой отец мертв. А у нас впереди жизнь…
— Конечно, — взорвалась она, — твоя жизнь! Я поеду с тобой в Нью-Йорк, рожу тебе ребенка и буду полностью зависеть от тебя. Мало-помалу я потеряю себя и в конце концов перестану себя уважать. Я не сделаю этого, Зейн. Не стану твоей собственностью. У меня свои планы. В Нью-Йорке я не смогу их осуществить. Не могу же я все бросить. Ни ради тебя, ни ради кого-нибудь другого!
Он смотрел, как она надевала брюки и сапоги. Зейн все еще стоял голый. Беззащитный.
— Лили, я вовсе не заставляю тебя. Делай все, что хочешь. Езди на раскопки. Учись. Работай. Ради Бога!
Глядя, как она берет жакет, Зейн бессознательно схватился за волосы. Внезапно он бросился вперед и прижал ее к себе.
— Посмотри на меня и скажи, что ты меня не любишь.
Сердце у Лили разрывалось на части.
— Я люблю тебя. Дело не в этом.
— Ладно! Ладно! — Зейн чувствовал, что впадает в панику. — Дай мне подумать. Я могу переехать в Хьюстон, — предложил он. Но, глядя ей в глаза, тут же подумал, что не сможет бросить все, ради чего столько трудился. Положа руку на сердце, он просто не в силах был сделать это.
«Почему судьба так жестока?» — думал он. Они любят друг друга. Но они молоды, и им предстоит еще много сделать — по отдельности. Их жизненные пути расходились.
Лили хотелось бы забыть предсмертное желание отца, бросить Хьюстон и больше никогда не оглядываться назад, но чувство ответственности не позволяло так поступить. Ей предстояло не только потерять Зейна, разбить его сердце, но и разрушить собственную жизнь. Но, глядя в его глаза, наполненные любовью и болью, она понимала, что выбора нет.
— Мы оба знаем, что ты не можешь оставаться в Хьюстоне, Зейн. Ты работаешь в Нью-Йорке, там твое место, и я не прошу тебя бросать его. А я не могу уехать из Техаса. Я в долгу перед папой, Зейн. Я его единственная дочь.
— Понимаю.
Лили не могла оторвать от него взгляда. Никогда она не полюбит другого. Ее душа принадлежит Зейну. Лили подняла руку и прикоснулась к его волосам.
«Еще хоть разочек», — подумала она.
Он перехватил ее руку и осторожно отстранил.
— Я не мастер прощаться, Лили.
У нее больше не хватило сил взглянуть на него. Навсегда на ней останется вина за то, что она это сделала, и все же она должна была уйти. Джей Кей тоже любил ее. Лили медленно пошла к двери, все еще ощущая вкус его губ, все еще чувствуя его внутри себя.
«Надо совсем сойти с ума, чтобы оставить его», — говорила Лили сама себе. Но она не могла предать отца. Она чувствовала, что обязана исполнить его волю. Никогда она не предполагала, что верность может стоить ей так дорого. Казалось, адские гарпии рвали ее сердце на части.
Она в последний раз оглянулась. Уличные огни освещали лицо Зейна, и Лили увидела слезы, блестевшие у него на щеках.
— Я всегда буду любить тебя, — тихо сказала она и вышла.
Тогда Зейн еще не знал, что так тихо закрылась дверь его надежд на целых десять лет.
1990 год.
Хьюстон
Захваченная мучительными поисками «нового облика» для своего магазина, Лили шарила в письменном столе, пытаясь отыскать накладную на шляпные коробки с кисточками, которые она хотела разместить в витрине. В глубине одного из ящиков ей попалась фотография с ней и Зейном, сделанная во время поминок Джей Кея в доме матери. На фотографии Лили стояла в окружении трех приятельниц Арлетты, а Зейн, смотревший на нее с сочувствием, — чуть поодаль слева. Справа, в самом краю снимка, в полном одиночестве стояла мать. Вглядываясь в ее лицо, Лили поняла, что уже тогда, десять лет назад, у нее в лице появилось это выражение: рот вытянулся в тонкую, плотно сомкнутую линию, глаза впились в Зейна. В течение многих лет Фейт пыталась втолковать Лили, что Арлетта завидует ей, ее способностям, ее взаимоотношениям с Джей Кеем и с Зейном, ее молодости. Лили не хотела верить. Но сейчас она вдруг почувствовала, что даже на фотографии от матери исходит враждебность.
