— Нет, не следовало. — Виктор делает паузу. — Я предполагаю, что это было из-за... того, что произошло ночью перед твоим отъездом? Между вами двумя что-то изменилось?
— Мы сделали… — я колеблюсь. — Мы действительно провели ночь вместе. И я позволил этому затуманить мое суждение. Но нет, ничего не изменилось. Я так и сказал Саше. Это… это тоже было ошибкой. В последнее время я сделал слишком много таких ошибок.
— Господи, чувак, — вмешивается Левин грубым голосом. — Надеюсь, ты, блядь, не сказал ей этого? Тебя никто не учил, как разговаривать с женщинами?
— Я был священником, так что нет, — сухо отвечаю я ему. — Но, конечно, я не сказал ей, что это была ошибка, просто что это не может повториться. Это была одна ночь. Вы должны знать, как это делается, у вас такого было предостаточно.
Виктор кашляет на другом конце провода, и я слышу, как он отворачивается, заглушая смех.
— Забавно, — хмыкает Левин. — У меня тоже когда-то была жена. Жена, которую я не могу представить себе когда-либо, что ее кто-то заменит, кто мог бы сравниться с ней. Жена, по которой я скучаю по сей день. Поэтому я забочусь о своих потребностях и своей женщине на ночь, и двигаюсь дальше. Я не из тех, кто обеими руками отказываюсь от будущего.
На мгновение в трубке воцаряется тишина, а затем вмешивается Виктор.
— Хорошо. Макс, мне нужно, чтобы ты оставался со мной на связи. Я знаю, что ты был занят, беспокоясь о Саше, но неделя без обновлений, это слишком долго. — Он делает паузу. — Я говорил с Лукой обо всем этом. Я знаю, тебе это не нравится, когда мы говорим о тебе без твоего присутствия, но это было необходимо. Его территория граничит с моей, и вполне вероятно, что этот ублюдок, который ищет тебя, собирается пройти через нее. При этом, пойми меня правильно, Макс, Лука согласен, что то, что ты делаешь, глупо.
— Почему я не удивлен?
— И это не шутки, — резко говорит Виктор. — Я уже давно защищаю тебя, Макс. Я прикрывал твою спину. Теперь Лука думает, и я сам такого мнения, что пришло время выкладываться по максимуму. Состояние и влияние Агости у тебя под рукой. У меня есть связи со старым миром через Катерину, но семья Луки более новая и не такая устоявшаяся, как у нее. Он считает, что еще одно старое семейное имя, связанное с нами, было бы большим благом для всех нас, и снова ... я согласен с ним. Имя Агости имеет вес во всей Европе и за ее пределами. Мы втроем могли бы творить великие дела.
Я чувствую, что мое терпение на исходе.
— Я не хочу совершать великие поступки, — огрызаюсь я низким и резким голосом. — Я хочу загладить то зло, которое я уже совершил. Я хочу служить другим всем, чем только могу. Я хочу помогать, а не разрушать. Все, что делают богатство и власть, это пожирают людей, которые их поддерживают, живьем, изнутри наружу.
— Это так? — Голос Виктора мрачнеет. — Разве ты не сказал бы, что я стал лучше с тех пор, как ты меня знаешь, Макс? Не хуже? В конце концов, это была цель Катерины. Я уверен, что она была бы разочарована, услышав, что ты думаешь иначе.
— Ты – исключение.
— А Лука? Лиам? Коннор? Это мужчины, которые гниют изнутри от своего богатства и власти? — Сарказм сочится из голоса Виктора. — Ты же не хочешь так опрометчиво отзываться о мужчинах, которые все еще твои друзья, Макс.
— Лука продает наркотики, — жестко говорю я. — Наркомания за деньги. Лиам и Коннор торгуют оружием, конечно, некоторое из него поддерживают ирландское дело, или то, что от него осталось. Тем не менее, остальное достается картелям и военным баронам, терроризирующим свои страны. Никто из вас не остался без крови на руках. И я не хочу в этом участвовать.
— У тебя тоже полно крови, — рычит Левин. — Вот как ты вляпался в эту историю.
— На моих руках, конечно, кровь. И я не планирую добавлять к этому ничего больше. Я хочу потратить время, которое у меня есть, пытаясь, черт возьми, отмыть это начисто. — Я слышу, как гнев просачивается в мой собственный голос, гнев, которому я обычно не даю волю.
— Имея в своем распоряжении имя Агости и связи, ты мог бы лучше защитить Сашу с помощью этого влияния, — мягко говорит Виктор. — Ты обрекаешь себя на смерть, Макс. Полагаться только на свои собственные возможности, чтобы защитить то, что ты любишь больше всего… и к чему это привело тебя в прошлом?
— Осторожно. — Я чувствую, как моя другая рука сжимается в кулак, мышцы напрягаются от нарастающего гнева. — Ты близок к тому, чтобы перейти черту.
— Священники отрекаются от насилия. — Голос Левина столь же ровный. — Ты уже нарушил этот обет, Макс. Ты нарушил свой обет целомудрия. Теперь ты цепляешься за обет бедности, для чего? Чтобы доказать свою точку зрения?
— Потому что я не хочу будущего, которое сулит мне моя фамилия! — Сердито огрызаюсь я. — Они потребовали, чтобы я принял сан священника, что я и сделал. Я надел ошейник для своей семьи, и я снял его для них. Теперь они хотят доставать меня даже из могилы? Нет. Они выбрали за меня мой путь, и все, что я могу сделать, это следовать ему до конца.
— Это не все, что ты можешь сделать. И ты был бы лучшим человеком, если бы создал свою собственную жизнь. — В голосе Левина слышится глухое, тяжелое разочарование, которое больно слышать даже сквозь мой гнев. — Виктор, я заканчиваю. Ты можешь ввести меня в курс дела позже.
Раздается щелчок, и мне неприятно, что я могу почувствовать, что это значит, что внезапный уход Левина имеет такой большой вес.
— Ты мог бы быть мужчиной, достойным ее, — тихо говорит Виктор. — Мужчиной, который действительно смог бы защитить ее, дать ей жизнь, которой она заслуживает.
— Это не имеет ничего общего с деньгами или престижем. — Мой голос напряжен и резок. — Я не буду продолжать нарушать свои клятвы, несмотря на искушение. И Саша заслуживает лучшего, чем та жизнь, к которой ты ее принудил.
— Будь что будет. — Виктор на мгновение замолкает, и я думаю, что, возможно, я зашел слишком далеко, высказался слишком опрометчиво. — Мы продолжим искать этого человека и его соратников здесь, — продолжает Виктор. — И я буду держать тебя в курсе. Сделай то же самое для меня, пожалуйста. Любые изменения, любая информация, вообще что угодно, звони мне. Мы положим этому конец.
На мгновение воцаряется тишина, и я осознаю, какое доверие он мне оказывает, какой это подарок. Я достаточно наговорил на этот звонок из-за разочарования и злости на то, как он и другие подталкивают меня к тому, чтобы заставить его полностью разорвать со мной отношения, и я знаю это. Но он этого не делает, и я благодарен ему за это.
— Я сообщу тебе, если произойдет что-нибудь интересное, — наконец заверяю я его. — Сейчас я просто сосредоточусь на том, чтобы обеспечить безопасность Саши здесь.
— Я не сомневаюсь в этом.
Закончив разговор, я еще долго остаюсь в кабинете, оглядываясь по сторонам. Я пытаюсь представить себя здесь дольше, чем просто на то время, которое потребуется, чтобы устранить опасность, обустроить здесь свой дом. Я пытаюсь представить будущее, в котором это было бы моим, не только в теории, но и в реальности.
Я представляю, как избавляюсь от затянувшихся отголосков моего отца в этой комнате и делаю ее своей. Я представляю, как беру этот дом и превращаю его в место, где я бы хотел жить, как Катерина сделала с домом Виктора, и это невероятно сложно. Я выхожу из кабинета, иду по длинному коридору в огромную комнату, используемую для гала-ужинов и вечеринок, и вижу портреты моей семьи, висящие на стенах и смотрящие на меня сверху вниз.
Когда я здесь жил, это место не было похоже на дом. Несмотря на то, что священство не было моим выбором, я был рад, что это дало мне повод уйти, который не подразумевал принятия решения разглашать то, чего хотела моя семья. Для меня это было лучше, чем жизнь, которая ожидала бы меня здесь, женитьба по долгу и выполнение роли запасного, у меня были бы дети на случай, если бы очередь перешла ко мне, и я занял бы более низкую должность в семейном бизнесе. Я бы просто сошел с ума от скуки.
