провокация!
– Ты сама все усложнила, – наклонившись к ней, шепчу на ухо.
Даже в тусклом освещении салона видно, как краснеет ее щека.
– Отработаешь, – прикусываю ей мочку. – И будешь свободна.
Вцепляется в сумку так, что я уж решаю, что сейчас меня ею треснут. И даже уже прикидываю, что, если рискнет, я ее в наказание еще раз потискаю. В распахнутом плащике весьма кстати виднеется рубашка, а я помню, что она достаточно тонкая, чтобы чувствовать тепло и мягкость ее тела.
К моему разочарованию, Истомина, зажмурившись, лишь судорожно тискает баул.
Ну что ж.
У меня еще будет повод. Я уверен.
Если что, он мне и не больно-то нужен.
Ухмыльнувшись, завожу мотор и под сердитое сопение доезжаю до дома.
Девчонка молчит до самой квартиры, а проходя мимо консьержа прячет лицо в волосах, но как только за нами закрывается входная дверь, ее прорывает.
– Понятия не имею, что ты там о себе возомнил, но приказывать мне права, ты никакого не имеешь!
Бля, как пионерка на линейке перед первоклассниками.
Прям сто пудов, она отличница и зубрила.
Столько занудного пафоса.
И коза еще будет мне рассказывать про мои права?
Выгнув бровь, делаю шаг к Истоминой:
– Ещё как имею, – еще один шаг, медленно загоняю её в гостиную.
Во мне просыпается азарт. Аж душа поёт, видя, как сивая теряет уверенность. Шаг за шагом я приближаюсь к ней, пока не нависаю над Истоминой.
От неё опять тянет чем-то сладким, даже хочется попробовать её на вкус.
– Запомни, Истомина, я могу и буду делать, что хочу, а ты будешь меня слушаться или пожалеешь.
Я стаскиваю ее плащ с одного плеча, ее глаза распахиваются, зрачки расширяется, и у меня от этого почему-то учащается дыхание, будто она посылает мне какой-то сигнал.
– Это незаконно! Принуждать к сексу! Не прикасайся ко мне!
– Да сдалась ты мне! – вытряхиваю её из плаща, опять коза меня выбесила. – Ты вообще не в моём вкусе. Сделаешь, что потребуется, и проваливай!
– Сделаю что? – бестолково спрашивает она.
А я откуда знаю? Я еще не придумал. А, нет! Придумал. Вспомнил свою мысль, пока тащил Ольгу в машину.
Усмехнувшись, молча иду вглубь квартиры, и коза, покупаясь на старый прием, топает за мной и попадает в спальню.
Увидев, что я снимаю джемпер, она встает, как будто на стену налетела.
– Даже не думай, что я с тобой буду! Ты же сказал, что я тебя не интересую! Ты меня тоже!
А вот тут ты врёшь, коза!
Я же вижу, как ты на меня смотришь.
И там куда падает твой взгляд остается ожог. Маленькая врушка.
– Массаж.
– Что? – переспрашивает Истомина.
– Ты сделаешь мне массаж.
Как в замедленной съемке, я смотрю, как Дикаев абсолютно бесстыдно стаскивает джемпер, оставаясь в одних джинсах, и вид у него грешный.
Волосы торчат, на губах змеится ухмылка, а в зеленых глазах тлеет что-то такое, отчего у меня слабеют колени. И не дай бог ему разгореться.
Мне бы присесть.
Я не понимаю, почему меня так колбасит от вида полураздетого Дикого.
Он же не голый. Я и на пляж летом хожу, там одежды на парнях значительно меньше. Да и в жару они постоянно гоняют без маек, и ни разу у меня при виде голых торсов не потели ладошки.
Может, потому, что ни один из тех парней меня не целовал, не позволял себе, жарко дыша, прикусывать мне ухо? А может, потому, что таких широких плеч и мускулистых рук я ещё не встречала, не обращала внимания, как неприлично выглядит мужской пресс, особенно там, где над джинсами видна дорожка волос.
– Ну? Что ты тянешь? – поторапливает меня этот монстр. – Иди сюда. Или рассчитываешь провести со мной всю ночь? Даже не мечтай.
Придурок!
– Да я бежать отсюда хочу! Никакого желания прикасаться к тебе нет! – не выдерживаю я и тут же понимаю, что исчерпала последние крохи храбрости, потому что вижу, что разозлила этого психа опять.
– А придется, – тянет он, снова надвигаясь на меня. – И не просто придется, а как следует. Тебе, сивая, придется постараться, чтобы я забыл о твоем промахе.
Погоняв меня по комнате, Дикаев настигает меня возле кровати, и по его довольной ухмылке догадываюсь, что эта охота не только разожгла его азарт, но и прошла полностью в соответствии с его планом.
– Так, завязывай уже ломаться, как целочка. Задачу я озвучил, выполняй. И запомни, коза, мне должно понравиться, – добивая меня, Дикий скидывает кроссы и растягивается на постели пластом, подкладывая руки под лоб.
Нервно сглатываю. Хорошо, что кровать заправлена, а то это была бы чистой воды порнография. Может, сейчас, пока он лежит, убежать? Не погонится же он за мной?
Словно читая мои мысли, Дикаев бубнит в покрывало:
– Даже не думай. Тебе не понравятся последствия.
Я и так не знаю, не нарвалась ли я на неприятности.
Я уже слышала, как старшекурсницы из общаги устраивали темную одной из девчонок, которая какое-то время с Диким была, слово «встречаться» тут не подходит. Две девицы объявили монополию на право лежать на простынях Дикаева.
Сейчас я вижу, что Дикаев их и помнит-то вряд ли. А они просто бесятся, когда он зажигает с кем-то еще, вот и срываются на девчонках.
У него, конечно, совершенно скотское отношение к девушкам.
– Сивая, я жду, – недовольный голос напоминает мне о моих обязанностях, которые мне, как кость в горле.
Но если после этого Дикий от меня отстанет…
Кирилл же из тех, кому главное — настоять на своем, а потом он теряет интерес, но как заставить себя его потрогать?
Непрошеное воспоминание о нашем поцелуе в универе, когда я дала волю рукам, воскресает очень некстати. Решительности во мне становится все меньше.
Устав ждать от меня каких-то действий, Дикий, выпростав одну руку, дергает меня на постель.
– Мне опять начать считать? Пять, четыре…
Зажмурившись, я кладу ладони на его лопатки.
Надо это просто сделать. Раньше сядешь, раньше выйдешь.
Нервно закусив губу, я осторожно поглаживаю гладкую смуглую кожу, на пробу прохожусь вдоль позвоночника до ямочек на пояснице над ремнем. Возвращаюсь к шее и начинаю ее понемногу разминать.
Пять минут спустя раздается ворчание:
– Слева слабее получается.
Так бы и треснула! Еле удерживаюсь,
