нас, потому что мы не были его детьми, и из-за того, что мы собой представляли. Моя сестра была на шесть лет старше меня, поэтому долгое время именно она терпела все побои, которые он ей наносил. Когда я стал достаточно взрослым, чтобы понимать, что происходит, когда она запирала меня в шкафу, я научился быть сдержанным и принимать на себя часть побоев. Она не хотела никому рассказывать, сказала то же, что ты сказала Тайлеру, что если мы кому-нибудь расскажем, нас разлучат. Она сказала, что если мы продержимся до тех пор, пока сестре не исполнится восемнадцать, она заберет меня и мы начнем все сначала.
— И вот однажды ночью, когда мне было семь лет, он просто взбесился. Он ударил Эми так сильно, что она не проснулась, и в итоге сломал мне обе ноги и левую руку. Я подождал, пока он уйдет в свою комнату, как он всегда делал после этого, а сам выбрался из трейлера и попытался добраться до соседнего дома. Далеко я не ушел, но кто-то из парка, выгуливавший свою собаку, нашел меня и позвонил в 911. Я потерял сознание, и из-за большого количества крови, который я потерял, они подумали, что я мертв, поэтому приехали полиция, «Скорая» и детективы из отдела по расследованию убийств. Моего отца арестовали, а нас с Эми срочно доставили в больницу. Все, что помню из той ночи, кроме попытки добраться до соседского трейлера, — это то, что, проснувшись, я увидел одного из детективов, сидящего рядом с моей больничной койкой. Тогда он не сказал мне ни слова, но когда я проснулся на следующий день, он сказал, что собирается проследить, чтобы никто больше не прикасался ни ко мне, ни к Эми. Они с женой упорно боролись и смогли усыновить нас обеих. Для меня они — мама и папа.
— Это из-за него вы захотели стать детективом?
Коннор улыбнулся в знак признательности и окинул меня взглядом.
— Я бы никогда никому не пожелал смерти, Кэссиди, и, как и вы, я бы и глазом не моргнул, если бы кто-нибудь сказал мне, что этот человек или моя настоящая мать умерли. — Он помолчал несколько мгновений, прежде чем заговорить снова. — Я должен был продолжать расспрашивать вас, хотя я точно знал, что творится у вас в голове. Но я ненавидел каждую секунду. Глядя на вас, понимая, к какому выводу я пришел, и видя вас с подбитым глазом, я хотел схватить вас и выбежать из этого дома.
— У меня нет причин лгать вам теперь, когда вы знаете правду. Я действительно пыталась остановить ссору.
— Знаю. Как только я понял, что Тайлер не ваш парень, я сидел и гадал, кто бы это мог быть, чтобы найти его вместо вас. Но после того, как Тайлер, по сути, раскрыл все ваши секреты и рассказал нам, откуда у вас фингал, я решил, что ему бессмысленно врать о чем-то подобном. Не то чтобы он придумал нам отговорку «она споткнулась».
Я вздохнула и жалобно пробормотала:
— Я уже пользовалась этой отговоркой.
Он поморщился.
— Вы правда редко об этом говорите?
— Нет. Я имею в виду, я все рассказала Тайлеру, но это было для того, чтобы он мог понять, как лучше всего позаботиться о моих травмах.
— Я долго не открывался, наверное, лет до шестнадцати, но как только я это сделал, все изменилось. Я до сих пор не рассказываю об этом кому попало; вы, на самом деле, первый человек, которому я рассказал об этом за долгое время. Но вам сейчас нужно пережить все это заново и разобраться во всем, иначе никогда не сможете забыть это. Вы можете думать, что пережили это, но это всегда будет преследовать вас, Кэссиди.
На ум пришли мысли о том, как легко всплыли все мои страхи, когда я увидела Гейджа на вечеринке той ночью. Коннор был прав, но я так долго молчала, что не знала, как это сделать, и хотела ли я вообще начинать сейчас.
— У вас часто ломались кости?
— Прошлой ночью это был единственный раз. А у вас? — Не думаю, что он даже осознал это, но в его глазах появилось то же выражение, что и чуть больше недели назад в логове Брэдли.
— Нет, они были слишком умны, чтобы что-то сломать. У них было много сломанных ребер, но от всего, что требовало наложения гипса, они держались подальше. Хотя швы… Похоже, они не понимали или не заботились о том, что людям нужно накладывать швы.
— Это часто случалось?
— Швы? Они были нужны мне, наверное, раз в месяц или около того, но я накладывал их всего несколько раз. Тайлер умел накладывать повязки-бабочки.
Глаза Коннора на мгновение расширились, и я прикусила язык.
— А вам разве никогда не приходилось накладывать швы?
Он покачал головой.
— Нет. До той последней ночи. — Он помолчал, а затем наклонился ближе, так что его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от моего.
— Кэссиди, как часто вас били?
Я начала пятиться, но чья-то рука скользнула вверх и обхватила меня за шею.
— Кэссиди, как часто они тебя били? — повторил он, и холодная напряженность в его взгляде удержала меня на месте. Что такого было в этом взгляде и этих глазах?
— Каждый день. А… У тебя было не так? — Спросила я, когда послышался его следующий вздох.
Рука на моей шее слегка сжалась, и он опустил голову.
— Нет. У нас это происходило примерно раз в две недели.
Я одними губами повторила слова, которые он только что произнес. Наверное, это было наивно, но я думала, что у всех детей, подвергшихся насилию, было то же самое, что и у меня.
— Вы… — Я внезапно замолчала на полуслове и оттолкнула его руку, пока он не отпустил ее, взглянув на меня из-под опущенных ресниц. Боже мой, как я могла не узнать его?! Я мечтала об этом взгляде, мечтала об этих глазах!
— Что?
— Вы тот самый коп!
Его глаза расширились, и он слегка выпрямился.
— Я не думал, что вы меня узнали.
