И все же верный слуга бросается к бывшему хозяину и падает на колени, оказавшись в луже крови, которая растекается под вздрагивающим телом Цербера. Рафа осторожно подсовывает ему под затылок руку и приподнимает голову Цербера. Тот громко хрипит, а по подбородку стекает струйка крови.
— Простите меня, Олег Владимирович. Я просто не мог и дальше смотреть, как вы ее обижаете. Это же не по-людски. — Рафа плачет, а потом истерично орет в пустоту: — Вызовите уже скорую! Нельзя же так, — шепчет он, а потом принимается повторять одно и то же слово: — Простите, простите, простите…
Я смотрю в широко открытые глаза Цербера, и у меня в голове горит только один вопрос. Почему Рафа решил выстрелить Церберу в спину? Он бы мог пустить пулю в голову и сделать это убийство милосердным, но вместо этого выбрал для любимого хозяина агонию.
К моим белоснежным туфлям неспешно подбирается целое кровавое море. Оно окружает меня и пропитывает подол, который касается пола. Я как завороженная наблюдаю, как белые кружева становятся мокрыми и грязновато-красными.
— Ты теперь свободна, Агния, — говорит Игорь, не сводя с Цербера алчущего взгляда. — Мой план был другим, но ничего уже не поделать.
* * *
Он хватает меня за руку и швыряет в стену. Я вскрикиваю и хватаюсь за плечо — сустав горит, и вся рука начинает неметь.
Я жмусь к твердой поверхности спиной, вся съёживаюсь в комок и закрываю голову работающей рукой. Левый глаз заплыл, и я, быстро моргая вторым, смотрю, как он нависает надо мной — огромный и пульсирующий гневом.
Я шмыгаю разбитым носом, задыхаясь от кровавых сгустков и вони табака с примесью ванили.
— Не надо, — ору я, но из моего рта с надорванными, кровоточащими уголками не выходит даже жалкого писка.
— Что, думала, отделалась от меня? — рычит он, хватает меня за шею и впечатывает затылком в стену. — Отныне все будет еще жестче, Агния.
Я, закашливаясь, вцепляюсь в его запястье. Расцарапываю кожу ногтями, пытаюсь разжать железные пальцы, но он давит все сильнее. Открытым ртом я хватаю последние порции кислорода, вытаращиваю слезящиеся глаза.
— Агния, проснись, — настойчиво просит голос. Он другой: мягкий, уверенный и абсолютно спокойный. За него можно зацепиться как за спасательный круг. — Ну же проснись, солнышко. Это всего лишь сон.
Меня подбрасывает на чем-то пружинящем и словно выплевывает из темноты. Я распахиваю глаза и вытираю тыльной стороной кисти мокрые ресницы. В комнате почти светло — на больших часах, наполняющих комнату мерным тиканьем, шесть утра.
Я прикладываю руку к груди и пытаюсь унять сердце, которое вот-вот сокрушит грудную клетку. Моя пижама пропиталась потом, и я дрожу от липкого, холодного озноба.
Денис, стараясь меня не касаться, накрывает мои плечи своим пледом.
— Принести тебе воды, Ася? — участливо спрашивает мужчина.
— Да, — киваю я и обнимаю свои коленки, притянутые к подбородку.
Он быстро встает с матраса, который лежит рядом с моей кроватью. Нет, не рядом, а на расстоянии вытянутой руки. Денис выходит из комнаты, а я стараюсь дышать по схеме: вдох-выдох. Медленно — пытаюсь прочувствовать, как поток воздуха проходит через тело.
Слышу шаги босых ног, и стараюсь не закричать. Я еще не отошла от недавнего кошмара. Мои ощущения от него настолько реальны, что я стучу зубами от страха. Я вновь побывала в его плену. И так каждую ночь.
Вернувшийся Денис протягивает мне стакан воды. Руки трясутся, и я проливаю часть жидкости на себя. Пью мелкими глоточками, клацая зубами о край.
— Как ты, Ась? — Денис садится на колени на своем дежурном матрасе.
— Нормально, — киваю я и ставлю стакан на тумбочку. — Мне нужна еще одна сессия. Прямо сегодня. Я совсем не сплю из-за кошмаров. У тебя есть на сегодня окно?
— Ася, — улыбается он мягко. — Я не могу больше быть твоим психотерапевтом. Мы встречаемся, и это неэтично.
— Ты спишь на полу и даже не касаешься меня, — вздыхаю я, съедаемая острым чувством вины. — Что это за отношения? Не понимаю, зачем тебе это нужно.
Я поднимаю на него наполнившиеся слезами глаза. В Денисе все прекрасно: он чуткий, нежный, с отличным чувством юмора.
— Можно? — мягко спрашивает Денис, положив свою большую кисть с красивыми пальцами на кровать, рядом с моим бедром.
Я киваю и кладу свою руку рядом. Он осторожно подсовывает теплые пальцы под мою ладонь. Едва касаясь меня, водит по моей холодной коже пальцем другой руки. Он не дотрагивается до меня, не спросив разрешения.
Между нами нет ничего плотского, присущего всем нормальным парам. Ни секса, ни объятий, ни поцелуев. Мы даже не спим в одной постели. Каждую ночь Денис проводит на матрасе у моей кровати.
— Ася, зато я рядом с тобой. Не всякие отношения строятся исключительно на интиме. Я буду ждать сколько нужно. И знаешь почему?
Я залипаю на его теплую, успокоительную улыбку.
— Почему? — спрашиваю, заглянув в смеющиеся, искристые голубые глаза.
— Так случилось, что я влюбился в самую восхитительную женщину в мире. Она красивая, добрая и нежная. Я люблю ее смех, ловлю взглядом каждое движение. Я хочу прожить с ней всю жизнь. Даже если придется до старости спать на матрасе, — Денис все же теряет серьезность на последней фразе и улыбается еще шире.
— Ты часто влюбляешься в пациенток? — спрашиваю я, положив подбородок себе на колени.
— Ты первая, но противостоять было нереально.
Денис оставляет легкий поцелуй на своих пальцах и прикладывает их к моей руке.
Через силу улыбаюсь ему. Мне хочется быть счастливой. И сделать счастливым его. Я хочу почувствовать, что такое нормальные интимные отношения, происходящие по взаимному согласию. И не могу. Прошел уже целый год, а Цербер все меня не отпускает.
Я утыкаюсь носом в колени и смотрю в светлеющий сад за окном.
