подписывать.
– Че ты сказал? – сипит начальник страшным голосом. – А ну быстро, подписал, говнюк малолетний! – я упрямо мотаю головой, а он переводит взгляд на застывшего в дверях охранника. – Нет, Семеныч, ты видал? Другие за такой шанс бы убили, а этот морду воротит! Ты его об стену, что ли, слишком сильно приложил?
– Не, – гундосит Семеныч. – Честное слово, Виталий Андреевич, и пальцем не трогал.
– Так, может, пора поддать немного? – шипит начальник. – Чтобы ручку быстрее в руку взял и крестик наконец нацарапал.
Спиной чувствую, что охранник двинулся ко мне, и интуитивно смещаюсь в сторону. Понятно дело, что рано или поздно поймает. Но пусть хоть попотеет.
– Да твою ж мать! – шумно выдыхает начальник и возводит глаза к небу. – Ты че какой тупой, Бестужев? Тебя на волю отпускают, дебил малолетний, а ты скачешь у меня по кабинету как горный козел! Совсем ополоумел?
– А почему обвинения-то снимают? – спрашиваю я, удерживая замершего охранника в поле зрения. – Какое обоснования?
– Как ты меня заманал, говнюк! – ворчит Виталий Андреевич, но к шкафу с документами все же направляется.
Извлекает оттуда какую-то папку и, бегло пролистав ее, выдает:
– Экспертиза показала, что Белянский погиб в результате пожара, причиной которого стала его халатность. Дело закрыто. Доволен, сосунок?
– Эм… Совсем закрыто? – не верю своим ушам.
Как это возможно? Что за чудеса еще такие?
– Нет, Семеныч, вшатай ему все-таки, – рычит начальник. – А то задрал с вопросами!
Охранник снова срывается ко мне, а я, резво подскочив к столу, поспешно выпаливаю:
– Все-все! Ручка в руках! Где подписывать?
– Вот тут в углу и снизу, – начальник тычет пальцем в листок, а позади раздается разочарованный вздох Семеныча.
Бедолаге так и не удалось почесать кулаки об мои ребра.
– Готово! – отзываюсь я, оставив автограф в нужных местах. – Свободен?
– Вали давай. Личные вещи тебе на проходной выдадут.
Все еще ощущая себя персонажем гребаной волшебной сказки, выхожу из мрачного, отсыревшего изолятора на залитую июньским солнцем улицу и блаженно скалюсь во все тридцать два.
Охренеть… До сих пор поверить не могу! Неужели я правда свободен?
Глава 79
Глеб
Проворачиваю ключ в замочной скважине и, распахнув дверь, вхожу в свою квартиру. В нос сразу же ударят родной запах тепла и уюта, а в следующую секунду на меня буквально напрыгивает и чуть не сбивает с ног белокурая бестия.
– Слава богу! – дрожащим голосом шепчет Стелла, крепко обвивая меня руками. – Наконец-то вернулся! А я весь день как на иголках сижу, уже хотела пойти сесть у ворот изолятора, чтобы ждать тебя там!
Она покрывает мое лицо, глаза и даже уши частыми-частыми жаркими поцелуями в какой-то надрывной суетливой спешке. Торопится, тяжело дышит и как будто даже всхлипывает. Вжимается в меня так горячо и сильно, словно боится, что я могу в любой момент исчезнуть.
– Эй, дерзкая, ты чего? – не могу не признать, что польщен столь бурной реакцией на мое появление. – Любишь меня, что ли?
– До безумия, до одури люблю, – шепчет, обжигая дыханием кожу. – Хоть ты и безумец. Ты чертов безумец, Бестужев!
Вроде даже немного злится, но ласкать меня не прекращает. Осторожно покусывает мочку моего уха, скользя по ней языком, отчего пах мгновенно наполняется волнующей энергией.
– Стой… Подожди, – сквозь смех пытаюсь отстраниться. – Я же прямиком из каталажки… Наверное насквозь баландой пропах. Дай хоть в душ схожу.
– Плевать, – шепчет Стелла, с невыразимой нежностью заглядывая мне в глаза своими огромными и бездонными. – Твоя мама через два часа с работы вернется, нам надо успеть…
А затем делает крошечный шаг назад. Не отрывая от меня маняще-провокационного взора, цепляет пальцами края своей футболки и тянет ее вверх. Чем больше оголяется ее молодое стройное тело, тем быстрее плавится мой мог. Гляжу на нее – и внутри будто килограммы тротила взрываются, разнося по венам гремучую смесь возбуждения и восторга. Плющит не по-детски. Начисто крышу рвет.
– Черт… Какая же ты офигенная, – произношу на грудном выдохе.
Стелла бросает футболку на пол и, чуть наклонив голову набок, вызывающе улыбается, дескать, ну как, все еще хочешь в душ?
Твою ж мать… Что она со мной делает? С ума сводит, по инстинктам высоковольтным напряжением шарашит. Дикая. Красивая до неприличия, до какого-то невероятного критического максимума. Моя.
Я хочу ее. Я люблю ее. Я болен ею. Давно и, походу, неизлечимо. В ее голубых, сияющих, будто два осколка утреннего неба, глазах заключено мое счастье и мой смысл. Да и вообще вся моя жизнь, которую я еще совсем недавно считал бестолковой. Теперь не считаю. Благодаря Стелле все по-другому. Я – другой. Способный на поступки, взрослеющий, честный.
Подлетаю к ней и, припечатав ее спиной к противоположной стене, сминаю поцелуем мягкие податливые губы. Погружаю язык в самую глубину ее влажного теплого рта, слизываю сладкие, пропитанные удовольствием стоны и глубоко вдыхаю аромат нашей страсти. Ловлю звезды от передоза феромонами и ее вкусом. Пропадаю в ней. Рассыпаюсь на тысячи вибрирующих микрочастиц.
Хочу касаться ее, дышать ею. Брать, поглощать, вновь и вновь доказывая, что она принадлежит мне. Только мне.
Стелла пытается стащить с меня рубашку, а я стягиваю с нее джинсы. Неаккуратно, грубо, излишне экспрессивно. Вцепившись друг в друга, словно два голодных зверя, мы пробуем переместиться в спальню, но натыкаемся на стоящий в коридоре комод, и, плюнув на условности, валимся на пол прямо в прихожей. Нам неудобно, тесно, но это не заботит. Сейчас вообще ничего не заботит.
Она подо мной, я над ней – и окружающий мир со всеми его красками просто перестает существовать.
Сейчас есть только я, Стелла и наша безумная любовь.
* * *
– Ну давай, дерзкая, рассказывай, как ты добилась моего чудесного освобождения, – говорю я, любуясь гладкой бархатной кожей Стеллы и неяркими лучами солнца, путающимися в ее волосах.
Мы сидим на подоконнике у настежь распахнутого окна и неторопливо раскуриваем одну на двоих сигарету. Из одежды на ней только моя рубашка, и ее голые ноги с трогательно торчащими коленками покоятся на моих.
– А это не я, – отвечает Стелла после небольшой паузы. – Это все наш общий друг Янковский.
– Егор? – переспрашиваю удивленно. – Я не думал, что он в курсе…
Подношу к ее лицу зажатый между двух пальцев фильтр, и она, обхватив его губами, соблазнительно затягивается. Медленно выпускает дым в пахнущий травой и дорожной пылью воздух, а затем рассказывает мне увлекательную историю о разговоре с Асей и последующем акте щедрости Янковского.
Слушаю внимательно, периодически удивленно приподнимая брови, и ощущаю, как в груди зарождается какое-то странное, распирающее тепло.
