я с Адель, стану одной из вас, а дальше-то что? Она простила Олегу… Глебу, — поправляюсь я, по привычке называя этого подонка именем, к которому привыкла, — одну интрижку. Простит еще десять.
— Ты даже не представляешь, насколько сложные и запутанные отношения в нашей семье, — кажется, Камиль произносит это с каким-то нездоровым наслаждением. — Если Адель не одумается, мы заставим Глеба добровольно ее бросить. У него полно скелетов в шкафу. Обязательно найдется ниточка, за которую можно потянуть.
— А чем именно он тебя не устраивает?
Камиль откладывает телефон и закуривает, ничуть не смущаясь, что я могу не переносить сигаретный дым в квартире.
— Во-первых, он сидит на нашей шее. Во-вторых, вечно ввязывается в какие-то мутные дела, а мы потом расхлебываем. В-третьих, крысятничает. За руку не ловили, но знаем, что бабки отмывает и на свой оффшорный счет складывает. И в-четвертых, Адель рядом с ним теряет голову. Она заключает сумасбродные сделки, расторгает договоры с влиятельными партнерами, наживает ненужных врагов, но заводит связи в совершенно непонятных кругах. Он пустит под откос все, что мы нажили. Оставит нас ни с чем.
— А как же сын?
— Думаешь, ему есть дело до Артура? — усмехается Камиль. — Лучиану фактически вырастили ее итальянские родственники по отцу, а Артур к Роману ближе, чем к Глебу. Тот его с пеленок вынянчил. Не пытайся найти в этом чудовище что-то святое. Его единственное достоинство — он ловкий приспособленец. Есть чему поучиться. В остальном же он — раковая опухоль нашей семьи и мразь, которая предала тебя.
Камиль намеренно делает акцент на последних словах, ковыряя мою свежую рану. Знает, как побольнее задеть, чтобы получить желаемое. Только если в его случае наша сделка носит корыстный характер из примитивной жадности, то в моем — желание отомстить за пренебрежение обычными человеческими ценностями.
Он поднимается с кресла и походкой важного кота приближается ко мне. Последний раз затянувшись сигаретой, заносит руку за мое плечо и тушит окурок в тарелке, выпуская струю дыма. Взгляд его черных глаз внимательно скользит по моему лицу, задерживается на губах и переползает на щеку. Он легонько гладит ее пальцами той руки, что еще днем ударил меня и скалится:
— Ты действительно хороша. Глеба можно понять. Адель хоть и красива, но холодна. А от тебя жаром несет, страстью.
— Отойди, — прошу я, внутренне напрягаясь от его плотоядного тона.
— Не ссы, медсестричка. Я не насильник. Посуду не забудь помыть. — Он разворачивается и, по пути стянув со своего мощного смуглого тела майку, заваливается в постель. — Кстати, кресло раскладывается. Постельное в шкафу.
Я выдыхаю, прикрыв глаза:
— А вчера не мог сказать?
— Ты не спрашивала.
— Я и сегодня не спрашивала.
— Но ты спала на нем. Я просто решил, что на разложенном будет удобнее.
— Тебе говорили, что ты очень галантен? — Я собираю посуду и несу ее в мойку.
— Глеб галантен. И что? — фыркает Камиль, шурша одеялом. — Кончай там возиться и вырубай свет. Утром рано вставать.
Психанув на его вернувшуюся на место грубость, я оставляю посуду немытой, выключаю свет и усаживаюсь в кресло. Принципиально раскладывать не стану. Заставлю его совесть проснуться и научу его быть мужчиной!
Не замечаю, как засыпаю, снова тихо наплакавшись и пожалев себя. А подскакиваю от неожиданности, когда на меня заваливается тяжелая туша, от которой несет алкоголем.
Загоревшийся свет на секунду ослепляет меня, но моргнув пару раз, я замечаю, что лежу на полу под придавившим меня пьяным типом со знакомыми серо-голубыми глазами, а стоящий над нами Камиль в одном трико тычет в нас пистолетом.
— Вот т-так встреч-ча, — заплетающимся языком бормочет ночной гость, улыбаясь мне во всю свою идеально отшлифованную челюсть, и даже не пошевелившись, чтобы подняться с меня, представляется: — Роман…
Глава 7. Одна маленькая смерть
Камиль
А вот и брат пожаловал!
Убрав пушку за резинку штанов, поднимаю это пьяное тело с перепуганной медсестрички и усаживаю в кресло. Вот только брат зеленеет на глазах, и приходится тащить его в туалет, чтобы не заблевал мне полквартиры.
— Какого хрена?! — Я помогаю ему сориентироваться над унитазом, не надеясь получить даже бессвязный ответ. Тут и так все ясно: с Адель разосрался и наклюкался со злости.
Умыв полудохлого его, волоком тащу к кровати и укладываю под одеяло.
— Окно открой! — бросаю медсестричке, стягивая ботинки с брата.
Стоит как вкопанная.
— Оглохла? Окно, говорю, открой!
Не нравится, что я голос повышаю. По лицу видно. Так нечего тупить!
Свежий воздух колышет занавеску, наполняя квартиру запахом осени. Медсестричка ежится, туже запахивая на себе мой халат и растерянно глядя на нас. Окидываю ее взглядом, припоминая, как оголилось ее бедро, когда брат свалил ее на пол, и улыбаюсь. Ножки у нее что надо.
— Ложись. Он теперь до утра не встанет.
Она плетется к креслу и корячится разложить его. Минуту наблюдаю за ее манипуляциями и не понимаю, что сложного в том, чтобы попросить меня помочь? Я же вроде не тиран, не кидаюсь. Или кидаюсь?
— Отойди! — Отодвигаю ее и одним движением раскладываю кресло. Достаю из шкафа простыню и плед и швыряю ей. — Сама расстелешь?
Молчит. Обиделась. Или перепугалась сильно спросонок. Так кто ж знал-то, что брат среди ночи решит тут отлежаться?
Я запираю дверь, которую он, естественно, оставил распахнутой и с воткнутыми в замок ключами, и ложусь на край кровати, где уже похрапывает мое горе. Вроде самый младший в семье, а чувствую себя нянькой.
Медсестричка возится с простыней, запутываясь в моем халате и шмыгая носом. Или снова плакала, или простыла. Наконец гасит свет и ложится, но не спит. Как и я, слушает падающие в раковину капли в ванной и о чем-то думает.
— Камиль? — тихо произносит она, когда я уже засыпаю.
— М-м-м?
— Если я откажусь от сделки, ты убьешь меня?
Что за дурацкий вопрос?! Хотел бы — пришиб бы еще вчера утром!
— Ты пожалела Глеба? — уточняю я.
— Не знаю. Я думаю… Я плохая актриса, Камиль. Я эмоциональная. Со мной у тебя ничего не получится. Подставишь себя.
— Хочешь вернуться к прежней жизни? Ее больше нет. Спалишься — и Адель до тебя доберется. Я выкручусь. Ты — нет.
Она протяжно вздыхает. Ей явно не хватает человека, которому можно выплакаться. Собеседник из меня хреновый, а советчик и того хуже. Я действую по обстоятельствам, доверяю интуиции. У меня нет планов, есть только цели, а средства по ходу подыскиваются. Например, как эта медсестричка.
Она засыпает, так ничего и не ответив, а я
