...Саванна и Бен. Я ненавижу их всех. Где верность?
Райк убирает свои руки с меня и начинает приближаться к Скотту.
Лорен ничего не делает. Он просто шепчет Лили на ухо, а она кивает ему.
— Ты отправишься в гребаный ад за это! — Райк говорит с тьмой, клубящейся в его карие глаза.
Коннор отталкивает его, как только тот приближается. И тогда Коннор поворачивается к Скотту.
— Я отпущу Райка, если ты не уберешься из этого дома. И его кулаки причинят тебе гораздо больше боли, чем мои. Так что забирай свои пожитки то и убирайся.
Скотт выпрямляется, не совсем уходя с достоинством. Но у него в карманах миллионы долларов от многочисленных секс-видео. Он может продать их гораздо дороже, чем первую запись.
Он устроен на всю оставшуюся жизнь.
Он победил.
Мы проиграли. Как мы проиграли?
О да, гордыня.
Я — греческая трагедия. Или шекспировская комедия — все закончится свадьбой, в конце концов.
Когда за ним закрывается дверь, в комнате воцаряется напряжение, которое нарушает только ошейник Сэди, который звенит, когда она трется своим телом об икры Коннора.
— Итак... — Лорен смотрит с Коннора на меня и обратно, — ...нам стоит ждать в продаже бокс-сет с вами двумя?
— Скорее всего, — говорит Коннор.
И каждый цент пойдет Скотту и порносайту. Какой же пиздец.
Он подходит ко мне и целует мой висок. Мы ничего не можем сделать. Мы просто должны смириться с этим. С Коннором рядом, думаю, я смогу.
Я хлопаю в ладошки, чтобы снять остатки напряжения в комнате.
— Все, идите собирать вещи. Мы уезжаем, вы слышали папу.
Я представляю себе свой ограждённый дом с черными ставнями, большой кухней и, самое главное, частными ванными комнатами. Боже, у меня уже слюнки текут от желания принять горячий душ в одиночестве, без угрозы камер.
Я смотрю на Коннора, который убирает мои волосы с шеи. Может, он тоже присоединится ко мне.
Дэйзи переминается на ногах.
— Полагаю, я возвращаюсь к маме.
Мой желудок снова падает. Ей семнадцать. Я ничего не могу с этим поделать, как бы мне этого ни хотелось. И тут мой взгляд переходит на Райка, другого человека, кто останется в Филадельфии. Странно. Мы так долго были вместе в одном доме, что нарушение привычного уклада кажется странным. Будто бы кусочек пазла не на своем месте.
Мы стали чем-то вроде семьи.
Неблагополучной, пиздецовой семьёй. Тяжело отпускать это.
Но всё снова меняется. Реалити-шоу помогло Calloway Couture, и в один момент это секс-видео может разрушить всё, чем я пожертвовала.
В какой-то момент мне придется столкнуться с общественностью, и это должно быть нечто большее, чем просто размахивание бокалом виски перед телевизором.
Меня могут начать ненавидеть и осуждать, как мою сестру.
Я уже слышу критику. И я не увядаю из-за неё. Я просто злюсь.
Так что дерзайте, ублюдки. Попробуйте причинить мне боль. Потому что я вам не позволю.
Вы завоевали право видеть мое тело, но вы не заберете мою гордость.
Её слишком много, чтобы её уничтожать.
49. Роуз Кэллоуэй
.
Таунхаус пуст, за исключением моего тяжелого кедрового стола в гостиной. Я ставлю свою небольшую дорожную сумку на кухонную стойку, когда Коннор спускается по лестнице.
— Все комнаты проверил, — говорит он мне. — Мы ничего не оставили.
— Кроме моего достоинства.
В его глазах появляется озабоченность, и он смотрел на меня так все время пока мы собирали вещи. Я закрыла все разговоры, связанные со Скоттом и секс-видео. Но теперь я больше не подпитываюсь жидким мужеством, и у меня было два часа, чтобы отойти от шока и осмыслить произошедшее.
— Мне жаль, — сразу же говорю я. Он подходит и прикасается к моей щеке. Но я делаю шаг назад, и его рука падает.
— Роуз...
— Просто позволь мне все выложить, — я делаю глубокий вдох. — Это моя вина, что у нас есть секс-видео... в скором времени множество подобных видео, — я гримасничаю, но не отступаю от его взгляда. Я не трушу. — Это моя вина. Моя. И мне очень, очень жаль. Твой пенис теперь гуляет по всему интернету, и это моя вина.
Он улыбается на последней фразе. Я сужаю глаза, когда он снова приближается ко мне и касается моих щек.
— Роуз, тебе не нужно извиняться передо мной, — искренне говорит он. — Это была ошибка.
Я снова морщусь.
— Я знаю, — говорит он. — У нас с тобой их не так много, — Коннор убирает мои волосы, отводя их от глаз. — Но они случаются.
Я выдыхаю и киваю. Я так много держу в себе, что становлюсь больше похожей на деревянную доску, как будто кто-то засунул метлу мне в задницу, в состоянии красной тревоги, в ожидании следующей атаки. Я пытаюсь отпустить ситуацию, но это трудновато. Моё обнаженное тело по всему интернету, и мой мир изменился за одну миллисекунду и в одно мгновение.
Сделанного не воротишь.
— Можно я попробую кое-что? — спрашивает он меня.
Я глубокомысленно хмурюсь, не понимая. Пока он не хватает меня за запястье и не притягивает в свои объятия. А затем он кладёт свою большую руку мне на затылок, прижимая меня к своей груди так, что мой лоб надежно укрывается в ложбинке его плеча.
Наступает темнота.
Такая, которую мне не хочется встречать.
Эмоции, столь пещерные, бушуют во мне, и мощный всплеск начинает проявлять их на поверхность, и я не могу остановить эту силу. Слои, которые я ношу, чтобы заглушить боль, начинают быстро отслаиваться. Слезы приходят первыми. Тихие. А потом рыдания. Более громкие. Такие, что сотрясают всё мое тело. Я так ужасно облажалась, и расплачиваюсь за это не только я. Ненавижу, что из-за своей ошибки я потащила за собой вниз кого-то ещё.
Коннор может потерять работу из-за этого. Cobalt Inc. может не понравиться, что их будущий генеральный директор — порнозвезда. Потеря Calloway Couture причинит мне боль, но знать, что я разрушила чью-то мечту — это непростительно.
Я не могу перестать плакать. Я ненавижу слезы. Я ненавижу то, что они означают, но в объятиях Коннора мне кажется безопасным показать эту часть себя.
Он прижимает меня крепче, и я цепляюсь за ткань его рубашки.
— Выпусти это наружу, — воркует Коннор, поглаживая мой затылок.
Мое личное пространство было нарушено, и я никогда не смогу его вернуть. Я чувствую себя невероятно оскорбленной, но Коннор как-то приглушил эту боль, которая пытается меня ранить. То, как он держит меня, со спокойствием, приверженностью и уверенностью, заставляет меня верить, что я могу преодолеть всё. Думаю, что всю свою жизнь он помогал мне найти силу внутри себя, чтобы я могла идти вперед и никогда не оглядываться назад.
Я не знаю, как долго он обнимает меня, пока я плачу, но когда я чувствую себя истощенной, когда слезы заканчиваются и я нахожу в себе силы запереть чувство вины, я отстраняюсь от его теплой груди.
Коннор стирает с моего лица мокрые разводы.
— Ты можешь поправить мою тушь? — спрашиваю я шепотом.
— Посмотри вверх, — говорит он мне. Я смотрю на потолок, пока его большой палец убирает черные пятна под моими глазами. Когда он заканчивает, он снова кладет свои руки на обе мои щеки. — Роуз, — дышит он. — Я бы предпочел, чтобы ты поплакала в моих объятиях десять минут, чем два часа маниакально бегала по квартире. Я всегда здесь, когда я тебе нужен.
— Буквально плечо, на котором можно поплакать, — говорю я с небольшой улыбкой.
— Буквально, да, — он разделяем мою улыбку.
Он целомудренно целует мои губы, прежде чем сказать: — Мы пройдем через это. Нет такого вызова, который мы не смогли бы преодолеть вместе.
Он прав. Моя грудь вздымается с новой силой, как раз когда входная дверь распахивается. Мы оба оглядываемся, Лорен и Райк входят внутрь.
— Итак, грузчики только что уехали, — рассказывает Лорен. — Они сказали, что не могут вместить ваш кедровый стол в грузовик, поэтому нам придется понести его в ваш Escalade, — они останавливаются возле моего кофейного столика, как будто собираются его поднять, но потом просто ждут там секунду, со знанием дела глядя на меня. Это уровень странности, к которому я не привыкла.
