отпечатков пальцев. Дискуссия вышла жаркой, – решила Лина, и заняла кресло между Сандрой и её пожилым партнёром Мартином Коэном. Высокий брюнет, которого Лина повстречала в холле госпиталя Ниццы, шептал Марии в ухо, его полноватый сосед в круглых очках рывком вскинул голову:
– Да, мы приняли решение.
Сандра прикурила сигарету, выпустила густой дым и широко улыбнулась мужчине.
– Я хочу поговорить с ней, – подала голос Мария. – Мы можем остаться наедине?
Лина откинулась на спинку кресла. Кивнула Монтгомери и Коэну. Пошаркав туфлями по паркету, юристы гуськом прошли в смежный зал. Сандра задержалась на пороге, попыталась поймать взгляд. Но Лина смотрела на Марию:
– Я слушаю тебя.
– Хочу понять, зачем ты это делаешь, – нервные пальцы разгладили на светло-сером пиджаке складку, но это не помогло. Костюм выглядел безвозвратно испорченным, словно в нем провели ночь, а не каких-то два с половиной часа.
– Что именно? Дарю свои деньги или лишаю материнских прав?
– Начни с первой части.
– Разве не очевидно?
– Меня интересуют мотивы.
– Ищешь подвох? – усмехнулась Лина. – Не ищи, его нет. Все просто, ровно так, как изложено в документах. И, насколько я понимаю, ты согласилась.
– И все же, объяснись. То, что ты делаешь, не укладывается в рамки. Это ненормально.
– Для меня более чем нормально. Не знаю, сколько ты получишь за смерть Кристофера, но уверенна, моё предложение в разы привлекательней. Ты больше не зависишь от сына – ни живого, ни мёртвого. Начни жить заново и перестань оглядываться на прошлое. Теперь ты богата и свободна. Сделай то же для него. Отпусти.
– Я не держу его! – хрипло вскрикнула Мария, некрасиво перекосив рот. – И никогда не держала. Кит сам возвращается ко мне. Я нужна ему. Лишение материнских прав ничего не изменит.
– В ваших отношениях – да. Это всего лишь защитит его до момента, пока он не поправится.
– Ты считаешь меня монстром, от которого нужно прятать собственное дитя?! Ты глупа, если так думаешь! Мой сын никогда не сможет жить инвалидом, неужели не понимаешь? Только не он!
– Позволь ему с этим разбирается самому.
– Я не смогу видеть его таким...
Миссис Берри уронила голову в сморщенные ладони и вздрогнула. Судорога прошла по худым плечам женщины, утратившей молодость и красоту за одну неделю. Словно вся привлекательность и здоровье принадлежали сыну, и потухали вместе с ним. Но Мария не плакала. Пустые глаза в сетке морщин были сухими. Сосредоточенный взгляд упёрся в бумаги.
– И без него тоже не смогу, – прошептала она. – Я люблю сына, что бы там себе не думала...
– Знаю. Но твоя любовь его губит. Вспомни своих родителей. Дай ему шанс.
– Ты останешься нищей.
– Не преувеличивай.
– Ты настолько поглупела от чувств? Все сделаешь ради моего мальчика?
– Нет, ровно столько, сколько хочу.
– Он не оценит, и никогда не простит тебе!
– Я этого не жду.
– Чего же ты хочешь?
– Жить своей жизнью.
– А мне что прикажешь делать?
– То же самое.
Миссис Берри медленно поднялась и направилась к дверям. Высокие каблуки чуть заплетались в пушистом ковре. Посреди комнаты Мария остановилась, выпрямила спину и искоса взглянула:
– Ты одного не учла, Лина. Неизвестно перенесёт ли Кит операцию.
За открытым окном сгустились плотные сиреневые сумерки, поглотили в спальне излишки цветов, скрали острые углы. Июньский вечер вполз в комнату шелестом колёс, повизгиванием шин, резким вскриком клаксонов, и остановился за спиной тёплой тяжестью.
Как давно она не пользовалась косметикой.
Но пальцы не забыли простую последовательность и не сложный алгоритм. Лина отложила в сторону румяна и посмотрела в зеркало.
Ничего нового отражение не сообщило: чуть заспанная женщина с загорелым лицом и лёгким макияжем. Но сегодня ночью хотелось себе нравиться, словно собиралась на свидание.
Возможно, так и было.
Отутюжив ладонями складки платья, Лина взяла дорожную сумку, спустилась к стойке администрации и рассчиталась за номер.
Слабый свет ночника разгонял сумрак у широкой кровати-трансформера. Седая женщина в зелёной больничной шведке и брюках читала в кресле книгу, она подняла голову.
– Вы можете отдохнуть, я сегодня подежурю, – улыбнулась Лина, дождалась, пока ночная сиделка соберёт вещи и прикрыла дверь.
Она присела на край матраса и взяла Кристофера за руку, сжала тонкие пальцы здоровой ладони. На впалых щеках синеватой дымкой прорезалась знакомая щетина. Справиться с ней могли, только если мужа брили дважды в сутки. Но в отличие от госпиталя Ниццы, здесь Мария не правила, чтобы заставить персонал чрезмерно следить за пристойностью пациента.
Сбросив туфли, Лина откинула тонкое покрывало, забралась с ногами в постель. Свернулась калачиком и прижалась к худому боку. Тёплая шея резко пахла спиртом и антисептиками, не оставив место собственному запаху мужчины. Под кожей размерено пульсировала артерия. Ампутированная нога находилась с другой стороны, и можно вообразить – Кит просто спит глубоким сном.
– Завтра у тебя сложный день, – прошептала Лина. – Но ты любишь трудности. Я не волнуюсь. Знаю, что справишься.
Она осторожно просунула руку под прозрачную трубку, обняла родные плечи, прислонилась щекой к жёстким волосам. Вдыхая чужой больничный запах, следила, как степенно свет овладевает безликими стенами.
Утром прилетела Эшли, захватив с собой из Лос-Анджелеса Вуда. Вместе с Тимом и Джозефом они пили кофе в буфете для посетителей центра.
– Привет, Ли, тебе идёт новая стрижка, смело. Ненавидишь меня как все? Тоже считаешь засранцем?
– Ни капельки. Я рада тебя видеть Фрэнк, спасибо, что смог приехать.
– Как же мне не приехать, ... – Вуд отвёл глаза в сторону, нервно дёрнул губой. – Должен же бро, дать мне в зубы. Лучше уж пока худой.
Лина по очереди крепко обняла друзей. Риверу уместить в объятиях оказалось сложно.
– Записать тебя к диетологу, Джо?
– Спасибо, corazón, с этим я сам, иначе твой благоверный быстро меня усушит. И вообще, я неделю уже диечусь, сбросил два фунта. Жена настояла, – он смущённо улыбнулся.
Лина провела тыльной стороной ладони по смуглому виску и всклокоченной бороде:
– Приезжайте всей семьёй в гости, я хочу познакомиться с твоим сыном.
– Уж нагрянем, будь уверенна!
Ривера неловко притянул её и по-медвежьи стиснул. Выбравшись на волю, Лина с минуту задержала в ладонях широкие кисти Стюарта, и долго смотрела в мутные от усталости зелёные глаза, поцеловала в щеку.
– Я рада, что
